В этом признается Гарик Сукачев, которому под занавес уходящего года исполнилось шестьдесят лет
Глядя на него, можно сказать: прекрасный возраст! Знаменитый рокер не только сочиняет песни и поет их, но и пишет сценарии, снимает фильмы, ставит спектакли… Он действительно на пике формы!
— К 60-летнему мужчине, наверное, как-то странно обращаться Гарик. Так что же, Игорь Иванович?
— Когда меня называют по имени-отчеству, ощущение иногда, что я в отделении милиции и сейчас меня начнут в чем-то обвинять. Но с другой стороны, к некоторым людям приятно обратиться по имени-отчеству. Ведь это только в русском языке есть такая превосходная степень уважения. И если ко мне так обращаются какие-то очень юные девушки и ребята, мне кажется, это справедливо, ведь я ровесник их пап и мам.
Хуже, когда какой-то 14-летний мальчик скажет Гарик, это не то чтобы обидно, просто как-то странно. Думаешь: я для тебя, конечно же, никакой не Гарик, я для тебя Игорь Иванович, потому что ты ребенок и ты мог бы быть моим сыном.
Это странное чувство, может, какой-то комплекс взрослого человека. А с другой стороны, ну и слава тебе, господи, что такое время пришло. У кого-то же оно вообще никогда не приходит. Бывало, встретишь на улице какую-нибудь пьянь: он в 18 лет был Колей, он и в 60 Колей остался и никогда Николаем Ивановичем не станет. Ну печально ведь.
«60 лет — это же чушь какая-то!»
— Но мы то привыкли к другому. Рокер — он вечно молодой, вечно пьяный. Вы же рок-звезда! И где атрибуты?
— Кому-то надо выглядеть как рок-звезда, а кому-то нет. Посмотрите хотя бы на «Роллинг стоунз», какие они все разные: Чарли Уоттс — такой дедушка интеллигентный, в галстуке, пожилой, благородный, сидит за барабанами. Кит Ричардс — такая вечная икона рок-н-ролла, на лбу можно написать: «Я — наркотик», Мик Джаггер — такой миллионер. А это все одна группа. И каждый из них бесспорная мегазвезда рок-н-ролла. Имидж — это, конечно, клево, и в пору становления «Бригады С» он меня волновал. Но всему свое время.
— А какую музыку вы сейчас слушаете?
— В основном джазовую люблю. Но вокруг вообще очень много разной музыки. У меня есть дурацкая черта характера: если что-то поманило, то я в это начинаю лезть, слушать, изучать. Мне становится интересно…
— Но с возрастом ведь меняется ощущение музыки?
— Конечно. И музыка меняется, и мы сами становимся старше. Не знаю, насколько мы развиваемся (имею в виду, например, группу «Неприкасаемые»), наверное, уже давно развились, а в душе вроде те же самые. По нам не скажешь, что нам 60, в крайнем случае 55! (Смеется.) А как мы меняемся, наверное, лучше спросить у музыкальных критиков, которые следят за нашими работами. Мы сами не ощущаем этого. 60 лет — это же чушь какая-то!
«Я рокером родился»
— Про вас в интернете как-то написали: «Бывший рокер, который от рокерских времен оставил в ухе сережку и перстень». Не обидно звучит? Вы же считаете себя рокером до сих пор?
— Какая сволочь это написала?! (Смеется.) Звучит довольно странно. Я и каждый из музыкантов, кто работает в этом направлении, уже такими родились. Мы не становимся рокерами, мы такие были уже сразу, такими и остаемся. Особенно учитывая то, что я довольно серьезно к этому чертовому мирозданию отношусь и считаю, что все происходит недаром, у каждого есть свое предназначение. Люди искусства рождаются только людьми искусства, ученые — учеными. Конечно, мы со временем становимся теми, кто мы есть, но мы уже рождаемся ими. Подумайте об этом на досуге.
— Беда в том, что не каждый находит свое предназначение. Вы свое быстро нашли?
— В общем, да, давно про себя все понял… Знаете, я когда-то пошутил, что, когда родился, Кобзон уже пел. Теперь это можно сказать о каждом из нас. Мы уже 30 лет занимаемся этим веселым делом. Многие наши поклонники стали уже бабушками и дедушками…
«Для кого-то ты должен мордой не выйти»
— Был бы жив Высоцкий, о чем бы он сейчас пел, как думаете?
— Он не мог бы быть жив. Я много думал об этом, понимаете, вот Володя Высоцкий — это все мы. У Платонова в «Перегное» есть отличная метафора, которая дала мне ответы на многие вопросы. Там сказано: сколько же людей служат перегноем, чтобы появился росток одного гения. Мы с вами — питательная среда для Высоцкого…
Или еще один пример: журналистка задала вопрос Михаилу Булгакову: «Как вы написали «Мастера и Маргариту»?» И он ей ответил: «Я, Миша Булгаков, это написать не мог». Она говорит: «Я не понимаю». — «А я понимаю. Я это не писал». — «А кто же?» — «Кто-то другой». Понимаете?
Поэтому большинству из нас без Высоцкого невозможно. Мы включаем, слушаем — и это мы. Я думаю, в Штатах то же самое сказали бы про Боба Дилана. Это человек, который сделал рок-музыку рок-музыкой. Мы с вами этого не знаем. Но никто же из американцев не сомневается, что Боб Дилан — великий гуру рок-н-ролла, а все остальные последователи, апостолы. И когда Боря Гребенщиков говорит о Бобе Дилане с придыханием, я понимаю, что он имеет в виду.
Я помню первые тексты «Аквариума» и как я был зол на Борю за то, что он цитирует Боба Дилана. Я говорил: «Это Боб Дилан! Гребенщиков всех обманывает! Он плагиатор, он ворует чужие тексты!» Сейчас, став взрослым человеком, я понимаю: это просто супер. Нет, не украл, он иначе не мог… Володя в этом смысле еще больше. Он всю страну выплеснул: от теплушек, коммуналок, алкоголиков до Яков-истребителей…
— Сейчас кто-то говорит, что ваши новые песни стилизованы под Высоцкого.
— Я ничего специально не стилизовал.
— Наверное. Просто некоторые, кому вы меньше нравитесь, говорят: чего это Сукачев стал какой-то блатняк петь?
— Ну мы же понимаем с вами, что это говорят те люди, которые не знают обо мне ничего. Это из серии — помните анекдот: «Мне не понравился Карузо». — «А ты слышал Карузо?» — «Нет, мне вчера Рабинович напел».
Это те люди, которые говорят: да это дерьмо! Ты спросишь: почему? Да дерьмо, и все…
Хм, Сукачев поет блатняк… А мне приятно, потому что о Володе тоже так говорили. Я не примазываюсь к Высоцкому, нет, мне это не нужно, но ведь о нем говорили то же самое. А что говорили о Сергее Есенине? Наверное, так и должно быть. Наверное, для кого-то ты должен мордой не выйти…
«Мы своих баб не бросаем»
— Вы со своей супругой уже много лет вместе, недавно 35-летие брака отметили. Как удается сохранить чувства на протяжении совместной жизни?
— В том месте, где я рос, есть старая поговорка: «Мы, тушинские, своих баб не бросаем…» Как на этот вопрос ответить? Судьба!
Буквально пару дней назад я посмотрел в интернете интервью Александра Скляра. Он сказал так: «Вы знаете, наши жены очень похожи на жен декабристов». И вот здесь я с ним полностью согласен, потому что девочка встретила вот такого мальчика, как я.
Будущая теща точно не хотела для своей дочери вот такого, как я: я метался, занимался чем-то непонятным, не думал о твердой профессии и ничего хорошего это девочке не сулило. И эта девочка была со мной с самого начала и отчасти создавала меня! А хлебнуть ей пришлось много… Так что простых ответов на такие вопросы не будет…
— Как считаете, какое ваше самое главное достижение в жизни?
— Наши прекрасные дети! Мы — трепетные родители, и это наше самое главное достижение! У меня сын и дочь. Папа как посмотрит на них, так и млеет!..
— Чего еще не успели в свои 60?
— Да много чего еще хочется. После больших юбилейных концертов поедем в Антарктиду. Ну и вообще, есть огромное количество уголков в этом мире, где не бывал, и хочется их посмотреть, пока есть время. Помимо того, что это красивые места с уникальной природой, которые ты видел только по телевизору глазами Юрия Сенкевича, там есть еще удивительные и интересные люди. Вот эти встречи — они всегда незабываемые! Они всегда, казалось бы, случайные, разговоры ни о чем, но при этом они удивительные! И это для меня самая главная прелесть.
— А есть у вас какая-то несбывшаяся мечта?
— Моя несбыточная мечта — я хотел быть Юрием Гагариным! Мне так хотелось полететь в космос, к дальним планетам! Но не удалось. Может быть, внуки мои полетят теперь… Я не шучу сейчас!
Валерия Хващевская, Максим Неверов
“Новый вторник”
