Министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков — о дезинфекции в вузах, расселении студенческих общежитий и обновленном нацпроекте
Централизованного решения о расселении студенческих общежитий нет и не планируется, рассказал в интервью «Известиям» министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков. Несмотря на рост числа зараженных коронавирусом в России, ситуация в вузах остается стабильной. Однако некоторые заведения — пока частично — всё же пришлось закрыть. Такая история, например, произошла в Бауманке, где три дня не будут работать несколько корпусов. Ситуация, по словам министра, связана с нарушением санитарно-эпидемиологических норм сразу по четырем пунктам. Университет не установил приборы для обеззараживания воздуха, не нанес разметку для дистанцирования, недостаточно часто дезинфицировал помещения, а студенты не носили маски. Также министр рассказал о «пересобранном» нацпроекте, который теперь будет называться «Наука и университеты».
— Валерий Николаевич, мы с вами встречаемся в разгар пандемии COVID-19. С вашей точки зрения, наша наука конкурентна в плане прогнозирования, создания лекарств, вакцин против коронавируса?
— Российская наука однозначно конкурентоспособна. Мы это доказали. У нас уже есть одна вакцина, вторая на подходе, идут клинические испытания третьей в Научном центре исследований и разработки иммунобиологических препаратов имени М.П. Чумакова, подведомственном министерству образования и науки. В плане лекарств российские ученые работают. Наша страна также одна из лидеров по тестированию в мире. Что касается прогнозов, это дело сложное, но и тут у нас есть успехи.
— На чьи прогнозы вы лично опираетесь?
— Очень хорошее исследование идет в Санкт-Петербургском политехническом университете Петра Великого (СПбПУ). Там используются возможности суперкомпьютера, собственная математическая модель. И судя по тому, что мы видим — а ведь мы уже можем проанализировать совпадения по предсказаниям весной и летом — это не 100-процентное попадание, но очень близкое. Это позволяет ориентироваться на прогнозы этого университета. Однако понятно, что ситуация преподносит нам сюрпризы, и полностью динамику предугадать невозможно.
— Вы имеете в виду прогнозы группы Алексея Боровкова?
— Да, это расчеты группы Алексея Ивановича. Он, казалось бы, напрямую с коронавирусом не связан, основа его деятельности — моделирование. Мы даже решили развить эту тему. На базе университета Петра Великого, института гриппа имени А.А. Смородинцева и других вузов мы планируем сделать научный центр мирового уровня по приоритетам научно-технологического развития. Теперь методы математического моделирования будут использовать для прогнозирования распространения разного рода инфекций.
— Насколько я помню, Боровков предсказал четыре волны коронавируса. Сейчас идет вторая. Значит, будет еще две?
— Абсолютно всё учесть и предсказать очень сложно — факторов много. Мы ориентируемся и на эти прогнозы в том числе. Пандемия показывает, что не только в области естественных наук, но и в области общественных, социально-гуманитарных надо проделать огромную работу. Например, нужно решать вопросы, связанные с недостаточной социализацией. Люди абсолютно по-разному реагируют на дистанционный формат обучения. От транслятивной педагогики, когда мы передавали знания, глядя в глаза друг другу, мы перешли к чему-то другому. Но онлайн лучше, чем полное отсутствие взаимодействия и передачи знаний.
— Кстати, об уходе на удаленку. Сегодня еще есть вузы, которые полностью работают в офлайне, где педагоги читают очные лекции?
— Сейчас нет ни одного университета или вуза, который бы в том или ином формате не использовал дистанционно-образовательные технологии. Где-то больше, где-то меньше. Тем не менее если сравнивать сегодняшнюю ситуацию с той, которая была весной, она отличается.
— Ситуация серьезнее?
— Вузы часто сталкиваются с такой ситуацией. Преподаватели, у которых подтвердилось заболевание, вынуждены уйти на карантин. И они просто физически не могут появляться в университетах. Это основание для того, чтобы вузы приняли решение перейти на дистанционный формат. При этом студентам дают возможность работать в библиотеках. Конечно, с соблюдением мер предосторожности. Также сейчас мы разрешаем студентам по особому графику работать в лабораториях. Мы понимаем, что обучение физике или химии, а также ряду других естественно-научных дисциплин имеет свою специфику. Многие из них в онлайн не переведешь.
— Лаборатории понятно, а библиотеки вполне можно было бы перевести в онлайн. Разве нет?
— Часть студентов хотели бы хоть изредка приезжать, потому что иначе получается полное затворничество.
— Так они хотят общаться? А общаться же нельзя…
— С соблюдением мер предосторожности можно. И здесь не больше вероятности заразиться, чем, например, в транспорте.
— Тем не менее, отдельные «звоночки» из вузов уже есть. Вчера вот, например, пришло сообщение, что три корпуса Бауманки закрывают на дезинфекцию. Что там случилось?
— В МТГУ имени Н.Э. Баумана была проверка 19 и 20 октября. В результате принято решение закрыть несколько корпусов, где были выявлены нарушения санитарно-эпидемиологических норм. Там зафиксировано четыре типа нарушений. Первое — в некоторых помещениях нет приборов для обеззараживания воздуха. Второе — не нанесена разметка для соблюдения социальной дистанции. Третье — недостаточно эффективно контролируют использование средств индивидуальной защиты студентами. Проще говоря, они не носят маски. И четвертое нарушение связано с особым порядком дезинфекции помещений в отсутствие студентов. Обо всем этом мы говорили с ректорами наших вузов, с управленческими командами университетов еще в августе. Очень обстоятельно обсуждали эту ситуацию в Москве. Но, к сожалению, не во всех вузах коллеги прислушались.
— Надолго закрыли эти корпуса?
— Руководство университета пообещало, что в кратчайшие сроки устранит замечания. Говорят, что буквально через три дня эти корпуса будут вновь использоваться.
— А вся остальная часть университета, другие корпуса Бауманки работают?
— Да, и это очень важный момент. Университет огромный, 30 тыс. студентов. В принципе, там и не такое большое количество заболевших. Но я считаю, что эти превентивные меры и проверки, которые проводит Роспотребнадзор, обязательны. Только неукоснительное соблюдение санитарных норм и работа со студентами, преподавателями позволят нам избежать полного закрытия университетов.
— Много где пишут, что приборы для обеззараживания воздуха не эффективны, если в помещении есть люди. Что вы об этом думаете?
— Знаете, нет ни одного ограничения, которое бы не подвергалось сомнению. Некоторые считают, что носить маски — это вредно. Все приборы, которые выпускают на российский рынок, так или иначе сертифицированы. У них есть инструкция, по которой понятно, как они должны использоваться. Если нужно, всегда можно проконсультироваться с Роспотребнадзором.
— Давайте поговорим о студентах, которые сейчас находятся в общежитиях. Со стороны видится, что эти коллективы могут быть неким потенциальным рассадником. Если будет продолжать расти количество зараженных в России, есть ли такая идея — расселить общаги, отправить студентов обратно в регионы?
— В общественном сознании есть стереотипы. Почему-то кажется, что студенты — это какая-то особая группа риска, и они обязательно должны все переболеть. Понятно, что любой организованный коллектив — это риск. Проживание студентов в общежитиях в этом смысле, конечно, учитывается. Но наш почти двухмесячный анализ (многие студенты заехали уже в конце августа, а сейчас конец октября) показал, что не всё так однозначно. Действительно, в некоторых общежитиях непростая ситуация, хотя массовых вспышек по стране мы не наблюдаем.
— А где непростая ситуация?
— В самых разных регионах. Когда несколько человек в общежитии заболели, их изолируют, проводят анализ контактов, и в зависимости от ситуации или комнату, или блок, или этажи изолируют и дезинфицируют. Самое удивительное, что на конец октября у нас есть студенческие общежития, где нет ни одного случая заболевания. Я был сам удивлен этому, общаясь с ректорами. Казалось бы, такого не может быть.
— Может, студенты просто не тестируются?
— Это было бы заметно по разнице в динамике заболеваемости в университетах и регионах, где они находятся.
— Я так понимаю, общежития расселять не будут?
— У нас более 800 тыс. студентов в общежитиях по всей России. Все эти места заняты. Под обсерваторы сегодня зарезервировано 25 тыс. мест, из них более 80% свободны. Централизованного решения о расселении студентов из общежитий нет и не планируется. Все решения сегодня принимаются исходя из ситуации в конкретной местности, конкретном регионе. Мы еще весной поняли, что это нужно делать только на уровне университетов, а может, и факультетов. Кроме того, сейчас 40% студентов так или иначе используют дистанционный формат обучения.
— А сколько всего студентов в этом году?
— Больше 4 млн. Но тут надо понимать, что есть не только очники, но и заочники.
— И всё равно как-то мало мест в общежитиях…
— Да, это одна из проблем системы высшего образования в России. Вы не найдете ни одного вуза, где бы сказали, что полностью удовлетворена потребность в общежитиях.
— Кстати, сейчас уже понятно, кто пришел на первый курс учиться? Многие говорили: поскольку год прошел в общем не по плану из-за пандемии, то первокурсники будут очень слабыми. Это так?
— Помните у классика? «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя: богатыри — не вы!» С тех пор, как это было написано, мне кажется, мало что изменилось. Если посмотреть подборку высказываний после введения ЕГЭ, я каждый год наблюдаю такие характеристики. Всегда говорят, что пришли полные бездари и неучи. Если посмотреть на динамику с начала нулевых годов, мне кажется, абитуриенты уже должны только картинки уметь раскрашивать, а не читать и писать. Вместе с тем мы видим, что они дают хорошие результаты на международных олимпиадах, многие из них приходят в науку и достигают результатов.
— Теперь о науке. Действительно ли пересобран и переназван национальный проект «Наука»?
— Да, это правда.
— Зачем?
— Существовали два нацпроекта — «Наука» и «Образование». Мы вышли с инициативой сделать один проект — «Наука и университеты». В России в общественном дискурсе используют два понятия — университет и вуз. И это не одно и то же. Университет — это особого типа интеллектуальная корпорация. Поэтому, учитывая вклад университетов в науку, в социально-экономическое развитие регионов, их особую миссию в обществе, мы предложили такое название национального проекта.
— Вы изменили название или содержание?
— И то, и другое. Например, в новом нацпроекте появилась специальная программа стратегического академического лидерства, которой не было раньше. Она направлена на развитие университетов и их интеграцию с научными организациями.
— Что здесь означает слово «академическое»?
— Оно означает, что мы объединяем в развитии две больших институции. Это 724 университета в гражданском секторе вуза и более 400 научных институтов.
— Что еще изменилось в новом нацпроекте?
— Появился ряд новых мероприятий. Связаны они в том числе с наукой. Допустим, по технологическому предпринимательству, которое планируется развивать, — это стартап-студии при университетах. В проект включено цифровое развитие высшей аттестационной комиссии.
— Цифровой ВАК? Наконец-то. Диссертацию можно будет защитить, сидя дома?
— Уже в этом году высшая аттестационная комиссия, как особая институция, сделала шаг вперед. Появились уже более современные правила, мы готовим номенклатуры новых научных специальностей. Но самое главное, работа самого ВАКа теперь возможна в дистанционном формате.
— Ученые очень боятся, что на нацпроект урежут деньги. Такого не будет?
— Нет. Объем финансирования нацпроекта «Наука и университеты» сохранен на уровне, который планировался для нацпроекта «Наука» и той части проекта «Образование», которую реализует наше министерство. Всё остальное, начатое в прошлом году, будет продолжено: и обновление приборной базы, и строительство исследовательских судов, и строительство специальной инфраструктуры класса мегасайенс. Это всё идет, это всё сохранилось, это всё погружено в новый национальный проект. Два НИСа (научно-исследовательские суда. — «Известия») мы должны сдать к концу срока нацпроекта, то есть к 2024 году. А на обновление приборной базы в этом году мы увеличили финансирование на 4,4 млрд рублей. Новые приборы смогут получить исследователи 231 организации. Это беспрецедентное количество.
— Новые приборы теперь смогут получить не только НИИ, но и университеты?
— Да, это тоже нововведение. Теперь они также могут принимать участие в обновлении приборной базы. Во многих из них сильные исследовательские коллективы, и там тоже нужна новая техника.
— Но ведь университеты сами имеют возможность зарабатывать, в отличие от НИИ. Они же получают деньги за студентов?
— Сейчас такое время, когда университеты вынуждены заморозить цены на обучение, создать больше бюджетных мест. Однако они всё же большую часть своих денег зарабатывают на научных исследованиях, взаимодействии с реальным сектором. И то же самое никто не мешает делать научным институтам.
— Нам стало известно, что решено закончить программу повышения конкурентоспособности российского образования «5-100». По ней 21 вуз получал деньги на развитие. Будет ли что-то вместо этого проекта?
— Да. Как раз программа стратегического академического лидерства. Она будет принципиально иной. Во-первых, в ней увеличится количество участников. Теперь это около 100 университетов. Во-вторых, по-другому будут оцениваться достижения вузов.
— Проект «5-100» предполагал, что пять российских вузов должны будут попасть в число 100 лучших вузов мира. Теперь не будет такой задачи?
— Не будет. Мы учли все недостатки предыдущих программ. Мне кажется, этот проект спровоцировал гипертрофированное внимание к рейтингам. А это ведь не самоцель и вообще не главное. Если у вас правильно устроен университет и поставлены правильные цели в образовании, науке, развитии территории, инновациях, то вы неизбежно будете двигаться и в рейтингах. Сейчас мы сориентировали университеты на то, чтобы сделать максимальный вклад в достижение национальных целей развития страны. Программа рассчитана на 10 лет. И если в первые годы ее реализации будут видны позитивные результаты, есть все шансы и предпосылки к тому, чтобы государство увеличило объем финансирования.
Анна Урманцева
По материалам: “Известия”
