Отец Наташи Калиниченко: «Из социальной квартиры выгнали, дали понять, что все хорошее заканчивается»
Пострадавших в казанском теракте доставили в Москву. Всем предоставили бесплатное лечение. Так всегда делают после громких трагедий. Но проходит время, и о пострадавших забывают. Так было с теми, кто пережил теракт в Керчи. Юная Наташа Калиниченко оказалась в эпицентре взрыва в Керченском колледже. Ее доставили в Москву, ампутировали стопу. Прошло больше двух лет. Наташа снова в столичной клинике. На очередной операции. Рядом отец. Больше – никого.
Теракт в Керченском политехе произошел 17 октября 2018 года. Студент Владислав Росляков взорвал в колледже бомбу и устроил стрельбу. Погибли 21 человек — 15 студентов и шесть сотрудников учебного заведения. Более 50 человек получили ранения. Сам Росляков покончил с собой. По факту стрельбы в колледже и массовой гибели людей возбудили уголовное дело по статье «теракт», позже его переквалифицировали на статью об убийстве двух и более лиц.
Одна из пострадавших в теракте — ученица колледжа Наташа Калиниченко. Два года назад мы писали об этой девушке, об ее отце, который один воспитывал дочь. На беду Калиниченко откликнулась вся страна. Люди приходили в больницу, помогали деньгами.
На днях в ФБ появился пост. Один из пользователей Сети написал: «В октябре 2018 года в теракте в техникуме Керчи пострадала девочка. Она лечилась в Москве. В то время мы узнали номер ее папы, созвонились, привезли деньги, продукты. У мужчины остался мой номер телефона.
5 мая он мне позвонил, рассчитывая на помощь. Он опять в Москве, снимает квартиру. Операцию его дочери назначили на 12 мая. Оплачивать жилье нет возможности. Помочь им некому. Мы обзвонили все фонды, безрезультатно. Красиво пишут и показывают по телевизору, а на деле всем не до них».
Перед тем, как связаться с отцом Натальи, мы позвонили тете пострадавшей: «Наташа с папой приехали в Москву 24 апреля. По телефону с врачами у них не получилось связаться, поэтому они приехали, никого не предупреждая. Хорошо, что их приняли в больнице. Но операцию назначили на 12 мая. Больше двух недель им пришлось оплачивать съемную квартиру.
Юрий обращался за помощью к тем, кто ранее оставлял ему контакты, говорил, мол, обращайтесь за помощью в любое время. Вот Юрий и обратился. Надеялся, может, кто-то из тех, кто ранее помогал, согласиться принять их на время, предоставить жилье или как-то поспособствует. Он отправил СМС людям… Но почти никто не откликнулся. Теперь их семья предоставлена сама себе.
Спрашиваете, как Наташа? Морально племянница свыклась с тем, что придется жить с последствиями травм. Исправить мало что получится. Впереди протез, нужно подготовить культю. Еще надеемся, что ей начнут делать пластику на ноге, а не отмахнутся: ходи пока на костылях. Юрий вам подробнее все расскажет».
Мы пообщались с Юрием. Мужчине было неудобно снова жаловаться, просить помощи.
– Я все понимаю, прошло время. Трагедия забывается. Кто уже помнит о нас? Поэтому и помощи нет. А лечение дочке предстоит еще долгое, впереди не одна операция, – начал собеседник.
– Много операций перенесла Наталья?
– Много, порядка двадцати точно. Оперировали в Москве. Но когда началась пандемия, нас отправили на самоизоляцию домой, в Керчь. Мы долго не могли вернуться назад. Писали врачам, но ответа не получили. Наверное, из-за коронавируса все.
– Выходит, потеряли год?
– Да, год просидели без лечения. Все это время Наташе требовались постоянные перевязки ноги. Ей дали вторую группу инвалидности, выделили пенсию – 12 тысяч рублей. Практически все деньги уходили на лечение – мази, перекись, бинты. После ампутации стопы раны остались. Так и отправили нас домой. Перевязывать ногу нужно было ежедневно.
Пропустишь одну перевязку, день не смажешь, начинается воспаление, по 2-3 месяца может уйти потом на восстановление. Мы стали подороже брать мази и побольше прикладывать, когда возникали проблемы.
– Сами перевязываете?
– За год мы уже приноровились сами перевязывать. Правда, обрабатывать раны сложно, аккуратно надо, чтобы инфекцию не занести.
– Улучшения есть?
– Какие могут быть улучшения. Когда Наташа начинает двигать ногой, наступать, ей по-прежнему больно.
– Ей же протез собирались ставить?
– Установить протез с ранами никак не получится. Наташе предстоит перенести сложную операцию, чтобы закрыть раны. Затем, дай бог, получится поставить протез.
Дочку сейчас госпитализировали в институт Вишневского, не знаю пока, какие там у врачей планы. Специалисты как увидели Наташу, за голову схватились, диагностировали у нее кучу проблем. Сказали, вовремя мы ее привезли.
– Передвигается она на коляске?
– На костылях немножко может пройтись. Я все надеялся, что хотя бы небольшие расстояния она сможет преодолевать, но пока об этом говорить рано.
– Наталья после трагедии продолжила обучение?
– Да, она продолжает учиться в том же колледже, где произошел теракт. Она хорошо учится, на одни пятерки. В этом году, может даже красный диплом получит.
– Психологически ваша дочь восстановилась?
– За эти годы отошла от депрессии, более общительная стала. Но все равно ей непросто, большую часть времени проводит дома. Если выйдет на улицу, долго походит на костылях, начинают болеть подмышки. День проведет на костылях – следующий день отходит, дома сидит.
«Рассказали местным журналистам про наши беды, но из сюжета все вырезали»
– На очередную годовщину теракта в Керчи вспоминали о трагедии?
– Как вспоминали… Позвонили с керченского телевидения, мы согласились встретиться. Тогда перед нам как раз встала проблема, никак не могли в больницу назад попасть из-за пандемии. Решили, вдруг журналисты помогут. Наговорили на камеру про наши беды. Вышел сюжет, и все основное, о чем мы рассказали, вырезали.
– Два года назад люди вам помогли, откликнулись депутаты. Одна известная телеведущая, у которой свой фонд помощи, обещала не оставлять вас. Прошло время – и все забыли?
– Я понимаю, со временем обо всех забывают, кому мы нужны с нашими проблемами. Когда прилетели в Москву в апреле, нас даже не сразу приняли в больницу. Направление на лечение в Керчи ведь нам не выдали. Считайте, наобум, полетели. Успели сдать анализы, а потом резко объявили о майских праздниках.
Пришлось ждать 12 мая, чтобы сдать анализы на ковид. Стали подыскивать жилье. В Москве квартиры дорогое, денег у нас впритык. Тогда я открыл записную книжку, нашел телефоны людей, которые обещали нам помогать, просили обращаться в любое время. Я написал им. Не всем, выборочно. Откликнулись несколько человек. Один реально помог. Другой опубликовал пост в соцсетях о нашей ситуации, оставил номер карточки. На тот пост почти никто не обратил внимания, зато аферисты стали названивать. Мне даже страшно стало. Еще несколько людей помогли советом. Да я, если честно, и рассчитывал не на помощь, о нас уже мало кто помнит.
– Квартиру в итоге сняли?
– Пришлось посуточно снимать жилье рядом с больницей, возить Наташу с окраины Москвы тяжело. А в центре жилье дорогое — платили по 3 тысячи рублей в сутки. Конечно, мы планировали поездку в Москву, копили деньги, но не думали, что вот так все обернется, не рассчитывали на майские праздники. Вот за месяц в столице почти все и потратили.
– Что же вы журналистам не позвонили?
– Неудобно как-то. Да и не хотели поднимать шумиху. Приехали с дочкой в Москву, думали тихо лечь в больницу, чтобы без лишней огласки. Наташа боялась, что шум повлияет на врачей, вдруг кому-то это не понравится, нас и не примут. Поэтому мы решили позвонить людям, которые ранее предлагали помощь.
– Не пробовали обращаться к своим, местным властям?
– Помню, до пандемии Наташа лежала в больнице, я жил несколько месяцев в Москве, мне предоставили социальное жилье. Оттуда меня постоянно выгоняли.
Как-то я позвонил нашим местным властям. Они вроде пытались за меня договориться, чтобы на недельку-другую оставили жилье. Помогли, чем могли.
Но в итоге меня все равно выгнали. Дали понять, что все хорошее когда-нибудь заканчивается. Больше мы к нашим чиновникам не обращались. Ясно-понято, что уже нам не помогут.
– Почему вас выгнали?
– Никто не объяснял. Вручили бумажку, где было написано, чтобы в течении двух дней я выселился. Дочка после операции как раз в больнице находилась, я какое-то время жил там. Она кричала сильно от болей, так меня пять дней там держали, просили, чтобы посидел с ней. А вот когда вернулся в квартиру, меня известили о выселении. Наверное, решили: если не живу там, зачем держать за мной комнату.
Крымским властям удалось продлить еще на неделю проживание. Но мне снова пришлось на время остаться в клинике, медсестры меня не отпускали. Вернулся обратно и та же история — выселяйся. И что с ними воевать…
Социальное жилье находится в Митине, там пенсионеры живут. Несколько месяцев я там находился, потом все. Тяжело в Москве без жилья.
– Сейчас вы где живете?
– Сейчас уехал на заработки в Питер. К выходным вернусь. Мне ведь нельзя надолго от Наташи отлучаться, а деньги зарабатывать надо. В Москве тяжело найти работу, тут у меня мало знакомых. И когда друзья предложили работу в Питере, я согласился. Они меня подхватили на машине и поехали.
– Что за подработка?
– Ремонт квартир. Получаю немного. За все про все чуть больше 20 тысяч обещали заплатить.
– Почти все деньги потратите на жилье?
– Получается, да. Постараюсь экономить, что-нибудь подешевле сниму.
– До какого времени ваша дочь останется в больнице?
– Думаю, еще долго. Серьезные операции предстоят. Она еще здоровье не до конца восстановила. Гемоглобин падает. Так что не на один месяц мы здесь. Рассчитываем до конца года все закончить.
– В Крыму нет подходящего лечения?
– Мы обращались к местным врачам, они руками разводят: «Это не к нам, мы не слышали про такое, в Москву вам надо».
– Лечат вас здесь бесплатно?
– Бесплатно. Боюсь, если счет выставят за медикаменты, придется самим оплачивать. Еще пока не знаем, какие операции предстоят.
– Два года назад люди, которые узнали о вашей трагедии, собрали приличную сумму денег. На что потратили?
– Мы же полтора года в Москве жили, город дорогой, потратились прилично. Потом началась пандемия, безработица, сидели на самоизоляции, еще часть денег улетела.
– Как продвигается следствие по делу стрелка Рослякова?
– Следствие еще не закончено. Следователь сказал, что я могу подать иск к матери Рослякова. Правда, предупредил, что это бесполезно.
– Слышала, что она по-прежнему работает в керченском диспансере…
– Это нам следователь рассказывал. Не знаю точно.
– Вы не станете подавать иск?
– Раз сказали, что бесполезно, мы не станем.
– Мать Наташи не объявлялась за все эти годы?
– Нет, даже не позвонила.
– Как живут остальные пострадавшие в теракте?
– Еще одна пострадавшая умерла вроде прошлым летом от ран, она была работник гимназии. Так что на одну погибшую стало больше. Все остальные пострадавшие более менее вылечились, у всех своя жизнь. Наташа самая тяжелая осталась.
Ирина Боброва
По материалам: “Московский комсомолец”
