Леса России

Главный координатор проектов по лесам высокой природоохранной ценности WWF России Константин Кобяков отмечает, что пожар ещё не означает уничтожение леса.

– Пожар в большинстве случаев не относится к такому явлению, после которого лес совсем исчезает. Есть некоторые площади, где из-за того, что пожары происходят часто, леса исчезают совсем – на юге Сибири и Дальнего Востока такие участки есть, но их площади невелики относительно площадей наших лесов. Во всех остальных случаях после пожара лет вырастает новый, возобновляется сам по себе, для этого даже не требуется никаких специальных лесоустроительных мероприятий.

Не всё то лес, что зелёное

Однако эксперты-экологи указывают на то, что лес лесу рознь, и нельзя просто так напрямую сравнивать площади. Руководитель противопожарной программы Greenpeace России Григорий Куксин отмечает, что на полное восстановление лесов в прежнем виде уходит очень много лет. И не факт, что оно вообще произойдёт.

– Площади лесов России растут только за счет зарастания вышедших из оборота сельскохозяйственных земель. То есть площади диких лесов у нас сокращаются. На основных площадях вместо сгоревшего хвойного леса, как правило, вырастает лес лиственный, и лесохозяйственной ценности этот лес не имеет – потери по древесине и по накопленной органике за счет почвы не компенсируется тем, что этот лес чем-то зарос. Через несколько лет там будет какой-то высокий березняк, который можно считать лесом. Но это совсем не тот лес, который мы собирались рубить, и совсем не тот лес, который накапливает много углерода. Поэтому получается, что за сезон из-за пожаров мы теряем 4-6 млн га леса, а из-за рубки – ещё примерно 1 млн га.

Константин Кобяков рассказывает, что относительно благоприятная картина на официальном уровне у нас формируется из-за особенностей учёта лесов. Только вот птицам, животным, насекомым, другим существам, да и просто людям до статистики Рослесхоза нет никакого дела.

– У нас по сельскохозяйственным нормативам считается, что если на вырубке и на гари возник подрост около 1 м, то он уже по нормативам к лесу относится. Но для большинства видов, которые живут в лесах – для них это не лес вообще. Они начинают постепенно заселяться, когда лес уже более-менее вырастает. Это долгий процесс. Деревья достигают изначального размера, который был в старом лесу, как минимум через 100 лет. Ель у нас живет 240 лет, сосна – в среднем столько же, но до 500-600 лет доживает в определенных условиях. По исследованиям получается, что если это был малонарушенный старый лес и он полностью сгорел, то для полного восстановления нужно лет 600-800. Вот он ущерб: просто на бумаге лесопокрытая площадь не меняется, но при этом леса не могут поддерживать ни биоразнообразие старого леса, ни выполнять его других функций, например, поддержания климатической стабильности, защиты от эрозии. Все эти функции молодые леса выполняют хуже.

Для экологов ущерб от лесных пожаров очевиден даже если не горят жилые постройки. Но у властей иной подход к лесам, который нередко приводит к тому, что огонь начинает неконтролируемо распространяться. Правительство всегда оценивает нанесённый ущерб в рублях. Так, в Татарстане ущерб от лесных пожаров оценили в 5 млн рублей. А стоит ли напрягаться и предпринимать решительные меры, вызывать авиацию МЧС ради такого небольшого в масштабах региона ущерба? В Якутии с их катастрофой оценка в 1 млрд рублей тоже не поражает воображение.

Почему так дешево стоит наш лес

Григорий Куксин отмечает несовершенство методик подсчета ущерба и манипулировании ими.

– Методик много, и они несовершенны. Если говорить только о лесах, то в лесном фонде применяется методика, которая исходит фактически из стоимости древесины, причем если виновного в пожаре не установили, то есть пожар считается молниевым, то методика рассчитывает размеры причиненного ущерба по минимальным ставкам, по самой низкой стоимости древесины, которая могла бы быть в этом месте. Если виновник установлен, то применяются разные повышающие коэффициенты и исходят из реальной стоимости того леса, который был на месте пожара. Это абсурдно, но если лес сгорел, и виновный установлен, то ему будто бы причинен ущерб иногда в 50 раз, иногда в 100 раз больше. Это во многом провоцирует не расследовать причины пожаров. Всегда идёт манипулирование цифрами – хочется показать поменьше – покажем поменьше, хочется показать побольше – покажем побольше. Если применять методики, которые позволяют посчитать иной ущерб, причиненный окружающей среде – например, ущерб краснокнижным видам животных, или ущерб, причиненный почвенным беспозвоночным, самим почвам, атмосферному воздуху и так далее – тогда ущерб, посчитанный корректно по тем площадям, которые у нас горели в этом году, запросто может превысить, например, бюджет Российской Федерации.

В соответствии с возможным ущербом рассчитывают и объём денег, необходимый для тушения пожара. Формально, денег регионам хватает, даже Якутии. Да и как может не хватить, если Авиалесохрана в Якутии получает субвенции в расчёте 6,1 руб на га леса? В среднем на Дальнем Востоке на 1 га приходится 28 рублей, а в среднем по стране – 200 руб. Зато власти жалуются на нехватку людей – глава Якутии Айсен Николаев заявляет о нехватке 1000 человек. Закономерный результат: недавно «Новые Известия» писали о том, что лесная охрана потеряла порядка 100 тыс. сотрудников после реформы 2006 года, когда леса от лесничеств передали в пользование арендаторам, которые в основном занимаются вырубкой. И как рассказывают экологи, в вопросе тушения лесов пока никто не может заменить человека – ни спутники, ни самолёты Бе-200.

Первым делом лопата и мотыга, ну а самолеты – потом

Константин Кобяков отмечает, что люди – важнее всего, а вот самолёты-амфибии далеко не всегда оправдывают надежды:

– В последнее время появились возможности космического мониторинга пожаров – это намного эффективнее, чем раньше было. Сейчас гораздо оперативнее выявляются все пожары, поэтому в части предупреждения современная техника позволила бы значительно сократить количество задействуемых людей за счет новых технологий. Но если говорить о тушении пожаров, то здесь никаких принципиально новых технологий на самом деле не появилось, и потребность в людях осталась примерно на том же уровне. Скорее даже больше – пожаров становится больше с каждым годом.

Интересная история с самолетами Бе-200, на которые возлагали большие надежды в плане эффективности тушения пожаров – они также не оправдываются. К тому же не сказать, что это совершенно новая технология. В основном они могут играть только роль поддержки наземных сил. Эта техника может притушить и снизить интенсивность лесного пожара, но не полностью его потушить – в основном здесь работают наземные силы.

По мнению Григория Куксина пожарная авиация крайне важна, но опять-таки речь в первую очередь идёт не о больших пожарных самолётах. На передовой, опять же, человеческие ресурсы.

– Там, где нет дорожной сети, все-таки прежде всего требуется авиация, маленькие самолеты и вертолеты, речь не про огромные авиатанкеры – это очень дорогая технология, прежде всего речь о патрульных самолетах. До сих пор, в 21 веке, основная работа на пожаре – это лопата, мотыга в руках сильного, квалифицированного человека. Это очень тяжелая ручная работа, хотя и квалифицированная, профессиональная. Поэтому здесь пока людей никак не заменить. И их должны быть десятки тысяч человек. Численность лесных пожарных – и наземных, и авиационных – в регионах надо увеличивать. Примерно в 10 раз по всей стране.

Владимир Путин объявил, что регионам выделят 24 млрд рублей на охрану лесов. Эту меру можно только поприветствовать. Но требуется ведь порядка 70 млрд рублей сверх плановых 30 млрд рублей. И нужны они ежегодно, чтобы не допускать распространение огня до масштабов 2021 года.

Две глобальные взаимосвязанные проблемы – деньги и люди. Бюджетные траты ничтожны: якутские лесничества, согласно данным системы «Спарк», ежегодно проводят закупки примерно на 2 млн рублей. Этих денег хватит разве что на бензин, форменную одежду и услуги ЖКХ. Низкие зарплаты тоже не привлекают людей в сферу охраны леса. На лесозаготовке можно значительно больше заработать.