Что происходит с поставками и ценами на лекарства в России на фоне санкций?
В последние недели россияне принялись массово скупать лекарства. В результате часть позиций уже пропали со страниц аптечных сайтов, стоимость других значительно выросла. Как поясняют эксперты, временный дефицит и подорожание связаны не только с ростом валют, но и с неравномерным распределением товаров по торговым точкам, разрывом прежних логистических цепочек и искусственным ажиотажем. Минздрав заверяет, что в стране сформирован запас жизненно важных медикаментов. Однако пациентские сообщества все равно беспокоятся: если без новых кроссовок и автомобиля можно обойтись, то лекарства для некоторых — вопрос жизни и смерти. С 2014 года в России активно декларируется курс на импортозамещение, в том числе в фармакологической отрасли. Но сможет ли российское здравоохранение в случае необходимости работать в автономном режиме? Об этом — в материале «Ленты.ру».
***
Жительница Санкт-Петербурга Ирина Никифорова все последние дни провела в поисках препарата «L-Тироксин». У нее хронический гипотериоз — заболевание щитовидной железы, при котором не вырабатываются нужные организму гормоны. Если не принимать заместительную терапию, человек очень быстро разваливается на части: апатия, чувство сильнейшей усталости, проблемы с памятью и многое другое.
— Лекарство дешевое, стоило в недавнем прошлом 80-150 рублей, — говорит «Ленте.ру» Никифорова. — Раньше в аптеках препарат всегда был. А сейчас обошла уже десятую аптеку у себя в районе — нет нигде. Нет никаких аналогов, ни в какой дозировке. Просила родственников купить в подмосковном Сергиевом Посаде — там тоже нет.
По словам соучредителя фонда московского хосписа «Дом с маяком» Лиды Мониавы, стали недоступны и некоторые противоэпилептические препараты, а также большинство зарубежных антидепрессантов. В розничных аптеках эти лекарства по одной-две пачки еще можно найти, но оптовые заказы уже никто не принимает.
Также Мониава отмечает, что невозможно оптом купить простейшие обезболивающие. Например, «Нурофен» в сиропе. Это единственная форма препарата, которая подходит для детей с гастростомой — трубкой в желудке.
— Недоступны обезболивающий гель «Катаджель» для замены гастростомы и трахеостомы, кардиологический препарат «Конкор», препарат «Таурлок» для пациентов с центральным венозным катетером и еще целый ряд препаратов, — продолжает Мониава.
Фарманалитик, гендиректор DSM Group Сергей Шуляк говорит, что за последние две недели спрос на лекарства значительно вырос. Объем продаж лекарственных препаратов в аптеках подпрыгнул на 53 процента в упаковках и на 93,4 процента в рублях. Рост продаж БАДов (биологически активных добавок) составил 44,5 процента в упаковках и 76 процентов в рублях.
— Дефицит есть, но он связан только со стихийным спросом, — объясняет Шуляк. — Дистрибьюторы стараются перекрывать ажиотаж, но возникают какие-то локальные дефициты, которые потом ликвидируются. Спрос неравномерный по регионам. Не могу сказать, где больше, где меньше и на что. Популярностью пользуются те препараты, которые применяются людьми постоянно при хронических заболеваниях.
Традиционно в крупных городах, где у населения больше денег, дефицит выше. Но предугадать, где что будет пользоваться повышенным спросом, невозможно.
Слова эксперта подтверждают и пациенты. Как рассказала «Ленте.ру» руководитель организации помощи пациентам с редкими болезнями «Геном» Елена Хвостикова, она тоже поддалась всеобщей панике и побежала в аптеку. У ее дочери редкое заболевание — надпочечниковая недостаточность.
— Она принимает американский «Кортеф», — объясняет Елена. — Препарат недорогой — 580 рублей пачка, однако для дочери жизненно необходимый. У меня до конца срока годности препарата, до января 2024 года, не хватало 10 пачек, поэтому решила их купить. Но столкнулась с тем, что ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве лекарства не было. Тогда я обратилась к своей пациентской организации и буквально в тот же день в Ростове мне купили недостающее. То есть в принципе создан искусственный ажиотаж, так как все начали очень быстро скупать это лекарства. Хотя я думаю, что с ним вообще не может быть проблем с поставками. Ему не нужен холодовой режим при перевозке, привезти эти коробки не составит труда.
Ажиотажу немало способствует и то, что на фоне растущих курсов евро и доллара ценники на необходимые лекарства в аптеках меняются практически ежедневно.
Москвичка Ольга рассказывает, как несколько дней охотилась за датским антидепрессантом «Ципралекс». В среднем упаковка из 28 таблеток стоила около двух тысяч рублей. Но когда начались валютные скачки, ценник в аптеках сразу пополз вверх. Причем подорожание шло неравномерно.
У меня дочь-подросток принимает это лекарства, без него начинаются панические настроения, депрессия, — рассказывает Ольга. — На поисковых аптечных сайтах препарат по более-менее нормальной стоимости формально был в наличии, можно было заказать в любую аптеку. Но на самом деле заказ по заявленной на сайте стоимости никто не привозил. Сейчас стоимость и там повысилась. Разброс цен большой, где-то за 2,5 тысячи предлагают пачку, а где-то — за 3-4 тысячи.
Между тем, по словам гендиректора DSM Group Сергея Шуляка, рост цен пока достаточно умеренный — в среднем на 5-15 процентов, в зависимости от группы препаратов. При этом на лекарства из списка ЖНВЛП (жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты), в котором сейчас 808 международных непатентованных наименований и более пяти тысяч торговых названий, государством установлена предельная стоимость.
— Сейчас препараты на складах есть, — пояснил «Ленте.ру» Сергей Шуляк. — По разным группам запас составляет от двух до шести месяцев. Думаю, что проблем с наличием генерических (копий — прим. «Ленты.ру») лекарств не будет. С оригинальными — тоже. Старые контракты вроде бы исполняются. У каких-то компаний возникают сложности с логистикой, у каких-то — нет.
По прогнозам эксперта, в течение месяца-двух ситуация стабилизируется. Но под стабилизацией он имеет в виду ликвидацию дефицита и то, что не будут исчезать из ассортимента отдельные виды препаратов. Фармкомпании восстановят логистические цепочки. Правда, прогноз он делает с оговоркой: если не случится новых санкций.
«Следующие закупки пойдут по курсу 160 рублей за евро»
А вот по ценам нужно приготовиться к дальнейшему «плавному росту». Как полагает Шуляк, ценники «еще долго будут прыгать, стремясь вверх до того же самого процента, как вырос доллар».
— Пока западные лекарства для онкологических пациентов еще есть на складах и закуплены, как это ни странно, по курсу примерно 60 рублей за евро, — замечает онколог, основатель фонда медицинских решений «Не напрасно» Илья Фоминцев. — Но они очень быстро выметаются.
Следующие закупки пойдут по курсу примерно 160 рублей за евро. Это примерно в три раза увеличит рублевую стоимость и без того недешевой терапии. Ждем этого примерно через месяц. Это сделает терапию совсем недоступной для пациентов, если они платят сами, и я не совсем понимаю, как будет работать ОМС. Тарифы на такое не рассчитаны. Они и раньше были не самые рентабельные, часто имеющие даже отрицательную рентабельность, а в этих ценах все тарифы будут минусовыми.
Причем стоимость может вырасти не только на оригинальные препараты, но и на российские дженерики. Все дело в сырье. По оценке DSM Group, сегодня фармацевтические субстанции производят в России всего лишь для семи процентов лекарственных препаратов, изготавливающихся у нас в стране. В основном сырье для российских препаратов везут из Китая и Индии, и стоимость его зависит от валютного курса.
— Закупки больниц до 70 процентов составляют препараты из списка ЖНВЛП, — продолжает Шуляк. — Поэтому сейчас это позволит им продолжать закупки в старых ценах, но понятно, что стоимость постепенно будет пересматриваться в сторону повышения.
Пациенты боятся, что это неизбежно отразится на них, особенно на тех, кто нуждается в постоянной лекарственной терапии. Таких в стране немало. Например, жизнь 20-летнего Рустама Хоркашева из Ярославля практически полностью зависит от лекарств. В 13-летнем возрасте в его медицинской карте появилась запись «псевдообструктивный интестинальный синдром, ведется по протоколу синдрома короткой кишки». В переводе с медицинского — у молодого человека не работает желудок, обычную пищу он не воспринимает. Необходимо парентеральное (внутривенное) и энтеральное (через зонд в желудок) питание.
Кроме этого, для таких пациентов жизненно важны специальные растворы витаминов и минеральных веществ — без этого их организм перестает нормально функционировать. Капельницы занимают до 18 часов в день. Питанием, витаминами, специальным оборудованием, расходными материалами семью обеспечивала городская система здравоохранения.
В прошлом году на обеспечение Рустама Хоркашева бюджет выделял 2,5-3 миллиона рублей.
— Я спрашивала депутатов, которые помогают нашей семье, выделили ли в этом году в бюджете деньги конкретно на моего сына, — говорит Елена Хоркашева, мать Рустама. — Мне ответили, что да. Но недавно звонили из больницы, которая ведет закупки для нас, и сказали, что средства им еще не поступили, и они вынуждены сейчас тратить на нас больничные деньги, на которые можно было бы сделать запас лекарств для стационара. В больнице тоже беспокоятся, что все дорожает. Даже если Рустаму выделили такую же сумму, как в прошлом году, то цены уже другие. И как это все в итоге будет — не знаю, очень тревожно, даже страшно.
Как говорит Хоркашева, аналогов парентерального питания и витаминных растворов, которые нужны таким пациентам, в России нет. Кроме того, ее сын пользуется немецким инфузоматом B-Braun — это прибор, дозирующий поступление питательных смесей в организм. К нему нужны капельные системы этой же фирмы, другие технически не подходят. А их стоимость взлетела нереально.
— Не знаю, есть ли российские инфузоматы, которые могли бы по техническим характеристикам подойти нам, — продолжает Хоркашева. — Китайские есть, но они очень быстро ломаются. Немецкий же у нас с 2016 года, до сих пор работает отлично.
Еще один препарат, от которого зависят тысячи россиян, — инсулин. Однако по нему пока особенных проблем нет, рассказывает «Ленте.ру» москвичка Елена Березовская, мать двоих детей с сахарным диабетом.
— Старшему ребенку, которому 18 плюс, инсулин заменили на российский, у него подмосковная прописка, — объясняет она. — У младшего — московская прописка, ему препарат тоже заменили, но на оригинальный иностранный. Есть небольшая задержка в аптеке с инсулином. Задержка в рамках закона. Уверена, что все привезут, на складах все есть, я уточняла. В Московской области не все расходные материалы к инсулиновой помпе есть, в Москве — все в наличии. Что и как будет дальше, я не знаю. Всем нам страшно за детей, но на текущий момент значимых проблем с обеспечением у нас нет.
Онколог Светлана Кот, заведующая отделением радионуклидной терапии Института ядерной медицины рассказала «Ленте.ру», что у них в настоящее время нет перебоев с поставками радиофармпрепаратов (РФП), так как все они российского производства. Исключение — радий, который производится в Норвегии. Но, по словам врача, и этот препарат в ближайшее время планируют заменить российским аналогом.
— В 2022 году в Институте ядерной медицины будет введен в строй собственный циклотронно-радиохимический комплекс. Его запуск позволит производить РФП не только для использования в радионуклидной терапии, но и в диагностике (ПЭТ/КТ), — пояснила врач. — РФП собственного производства позволят снизить себестоимость курса радионуклидной терапии в Институте и сделать его более доступным для пациентов по сравнению с клиниками в Европе и США. А учитывая логистические и визовые ограничения в мире, может стать лучшим решением для пациентов, когда время является одним из самых важных факторов.
По препаратам против орфанных болезней пока тоже прогноз умеренно оптимистичный, говорит директор Центра помощи пациентам «Геном» Елена Хвостикова.
— Те компании, с которыми я работаю, — «АстраЗенека», «Такеда», «Санофи» — направили письма, в которых заверили, что они не собираются уходить с российского рынка и в любом случае найдут способ решить проблемы с поставками препаратов, — комментирует она.
Собеседница «Ленты.ру» полагает, что в ближайшие полтора года стоимость орфанных препаратов, включенных в госпрограммы лекарственного обеспечения, не должна меняться.
— Многие пациентские организации, в том числе и моя, очень долго бились, чтобы государство заключало трехгодичные контракты с фармкомпаниями. В их рамках цена на препарат не меняется, — продолжает Хвостикова. — Фарме это выгодно, так как в случае цейтнота, форс-мажора, дефолта Минздрав в любом случае обязан закупить весь объем препаратов по договору. Однако и Минздрав выигрывает от того, что в течение этих трех лет цена на эти лекарство не меняется. Насколько я знаю, такие долгосрочные контракты есть на очень многие препараты.
Так что я не думаю, что в ближайший год случится что-то страшное. Недавно выступал представитель правительства, который заверил, что государство будет давать полную дотацию на производство российских препаратов от тяжелых заболеваний.
«Сверхзарегулированность сильно тормозит работу»
Санкции, введенные против России из-за военной операции на Украине, не распространяются на медицинские товары и лекарства. Однако на Западе начались дискуссии о целесообразности пересмотра гуманистических ценностей. На онлайн-платформе для медработников Medscape вышла колонка директора отдела медицинской этики Школы медицины Лангон Нью-Йоркского университета Артура Каплана, в которой он призвал фармацевтическую промышленность последовать примеру других западных компаний и прекратить сотрудничество с Россией. Американская компания Eli Lilly первой последовала этому предложению, сократив поставки всех своих препаратов, кроме инсулина и онкологических.
Что будет, если нашей стране действительно устроят лекарственный бойкот, «Лента.ру» спросила у Ореста Ибрагимова, генерального директора «Нанофармадевелопмент» — российской компании, специализирующейся на импортозамещении препаратов из списка ЖНЛВП.
— «Лента.ру»: Как кризис скажется на российских фармкомпаниях?
Ибрагимов: Для нашей компании данная ситуация является определенным вызовом, прежде всего в отношении необходимости срочной перенастройки производства и сырья из материалов, которые прежде поступали из Европы, на альтернативные источники сырья и вспомогательных материалов.
Но, к сожалению, сейчас законодательное оформление любого изменения, касающегося производства лекарственных препаратов, занимает примерно полтора года. Эта процедура включает наработку образцов препаратов, предоставления их в Минздрав на экспертизу с новыми вспомогательными материалами — фольгой и прочим. Сейчас этого времени нет. В этом плане российские фармпроизводители хотели бы получить от Минздрава послабление. Сверхзарегулированность в вопросах производства лекарств со стороны Минздрава сильно тормозит работу. Это сегодня основной барьер для быстрой перенастройки.
— Не пострадает ли качество лекарств от того, что европейские субстанции российские производители хотят по упрощенной схеме заменить на китайские?
Мы и раньше работали с китайскими, индийскими поставщиками и не видим в этом ничего страшного. Потому что практически весь мир на 85 процентов, включая ту же Европу и США, обеспечивают синтез субстанций в Китае и у себя уже осуществляют только выпускной контроль. Так что к этому надо относиться спокойно. С точки зрения ухудшения качества препаратов для конечных потребителей это ничем не чревато.
— Сейчас все дорожает. Какой рост цен прогнозируется на российские препараты?
Наша продукция пока не подорожала. Мы стараемся сдерживать цены на большинство позиций, понимая необходимость поддержания доступных цен в гражданском обращении.
Но субстанции для производства лекарств должны оплачиваться в долларах. Сейчас одномоментно они стали дороже на 40-50 процентов. Пока, насколько возможно, мы берем эти издержки на себя. И просим, чтобы Министерство здравоохранения проявляло максимальное понимание по отношению к российским производителям.
— В чем именно?
Например, наше предприятие выпускает исключительно препараты, входящие в список важнейших жизненно необходимых (ЖНЛВП), — порядка 50 наименований. Все они имеют зарегистрированную цену в рублях. Есть ряд проблемных позиций, стоимость производства которых уже давно значительно выше себестоимости. Это леводопа+бенсеразид — препарат для лечения болезни Паркинсона, и вальпроевая кислота, которая используется при терапии психиатрических заболеваний. В прошлом году мы направляли в Росздравнадзор ряд писем с просьбой пересмотреть стоимость, потому что по этим лекарствам в России сейчас реальный дефицит — их нет. Европейские компании сейчас тоже не смогут обеспечить их поставку по зафиксированным ценам. От Минздрава сейчас требуется пересмотреть предельную отпускную цену на эти препараты в соответствии с запросами не только нашей компании, но и всех других российских производителей. Негибкость очень тормозит возможности настройки в современных условиях, требующих оперативного принятия решения.
— Реально ли организовать производство субстанций в России?
Мы должны понимать, что есть два принципиально различных подхода к субстанциям. Первый — на основе органического синтеза. То есть то, что синтезируется в колбах и в реакторах путем осуществления последовательных химических реакций. Второй — на основе биологического синтеза, когда лекарства синтезируют в специальных ферментерах генно-модифицированные микроорганизмы, грибы или культивируемые клетки человека.
Думаю, что предприятия полного цикла на основе органического синтеза делать в России нецелесообразно. Конечно, если допустить отказ в поставках органических субстанций из Китая и Индии, тогда хочешь не хочешь, а этим придется заниматься.
Но существует эффект масштаба. В Китае эти субстанции синтезируются сразу на весь мир. В России всего два процента мирового рынка фармацевтических субстанций, поэтому организация полного цикла производства субстанций на основе органического синтеза неконкурентоспособна по отношению к стократ более масштабному производству в Китае.
В России стоит сделать акцент именно на биологический синтез, чтобы наладить производство таких субстанций в максимальном ассортименте. Препараты на основе биологического синтеза — будущее фармацевтики, они более высокотехнологичные. К тому же масштаб синтеза обычно не очень большой: используются ферментеры от пяти литров до нескольких тонн. Если данную отрасль поднять, то это даст значительные перспективы для дальнейшего развития отечественной фармацевтики. И Россия сможет выступить одной из ведущих стран в этом направлении.
— Если зарубежная фарма откажется работать с Россией, то по каким группам лекарств могут возникнуть проблемы?
По всей видимости, складывающаяся ситуация, которая послужила определенным шоком для фармацевтического рынка, послужит триггером для существенного перераспределения рынка. Можно ожидать, что доля производителей дженериков на российском фармрынке в натуральном выражении вырастет с 65 до 70-75 процентов. Но дефицита лекарств ждать не стоит.
Если даже будут перебои с так называемыми оригинальными препаратами, то российская фарма за последние 15 лет существенно нарастила производственные мощности и в состоянии на сто процентов обеспечить потребность в лекарствах. В России есть прекрасные предприятия и в достаточном количестве. Это совершенно точно. Единственное — нужна оперативная поддержка Минпромторга и Минздрава в регуляторных вопросах.
— То есть отечественный производитель может закрыть бреши абсолютно по всем фармнаправлениям?
Беспокойство могут вызывать биологические препараты на основе моноклональных антител, потому что в России не много предприятий, которые могут обеспечить их производство. Это такие компании, как «Биокад» и «Генериум». Они в состоянии выпускать такие высокотехнологичные препараты, но не все наименования.
Главным образом эти препараты используются для лечения аутоиммунных заболеваний, онкологии. В основном их поставки в Россию обеспечивают американские компании. Если будут перебои, есть повод для беспокойства.
И вторая категория препаратов — это те, что закупаются по программе фонда «Круг добра». Он был сформирован по указу президента России для лечения орфанных, то есть редких, болезней у детей. Все, наверное, уже слышали о препарате «Золгенсма» для терапии спинально-мышечной атрофии. Один укол этого лекарства стоит 2,1 миллиона долларов. Сразу встает вопрос, насколько при нынешнем валютном курсе будет реально осуществлять его закупки? Думаю, что это неприемлемо. Необходимо налаживать производство таких лекарств в России.
242 миллиона рублей стоит один укол препарата «Золгенсма» по курсу доллара на 15 марта 2022 года.
Введение практики принудительного лицензирования поможет российским пациентам. Безусловно, потребуется время, чтобы наладить в России массовое производство таких лекарств.
— Такие действия не нанесут еще больший репутационный урон России?
В этой ситуации нам уже, наверное, не стоит обращать на это внимания. С точки зрения раздутой мировой истерии мы достигли репутационного дна и вряд ли как-либо существенно изменится мнение, что уже сложилось в мировом сообществе.
Но коль скоро ожидаются перебои с поставкой тех или иных важнейших социально-значимых препаратов, то это просто необходимость. А как по-другому, если у пациента онкология или тяжелое наследственное заболевание, и для него лекарство — вопрос жизни и смерти? На одной чаше весов — отношение к стране, а на другой — человеческая жизнь. Я считаю, что правильнее выбрать человеческую жизнь.
По материалам: “Лента.Ру”
