Подушевая ликвидация

Подушевая система финансирования образования повсеместно действует в России с 2006 года. Если в школе остается 30 детей, ее позволено «оптимизировать» – то есть сделать филиалом более крупного учреждения, и это ведет к 1,5 кабинетам, где один школьный учитель-универсал разом обучает всех и всему с 1 по 11 класс. Также в случае «недобора» школу разрешается и вовсе закрыть. Так чаще всего и происходит.

В среднем сегодня в сельских школах обучается в четыре с лишим раза меньше детей, чем в школах городских: 166 учеников против 700. Различие в материально-технической базе у сельских и городских школ колоссальное.

Сохраняется значительное число деревянных зданий и неблагоустроенных школ, свыше 15% сельских школ не оборудованы теплыми туалетами, в некоторых регионах этот показатель достигает 70%. Такие заведения есть и в горных районах Кавказа, и на Дальнем Востоке, и в центрально-европейских регионах.

Результаты итоговой государственной аттестации выпускников 9-х и 11-х классов показывают, что учащиеся сельских школ показывают более низкие результаты, чем их сверстники из городских школ. Главный фактор снижающихся образовательных результатов – кадры. В сельских школах не хватает и учителей-предметников, и специалистов, осуществляющих психолого-педагогическое сопровождение, отмечает в своем исследовании НИУ “Высшая школа экономики”.

В региональной столице Перми закрыли одну из школ из-за низкого балла ЕГЭ, хотя на тот момент там обучалось 109 детей. Родители узнали о закрытии за 10 дней до 1 сентября.

Отстают сельские школы и по уровню цифровизации. В 2020 году, когда образовательные учреждения закрывались на самоизоляцию из-за коронавируса, сельские школы фактически встали, в то время как их сверстники из городов продолжали образовательный процесс в дистанционном формате.

Электронное обучение доступно лишь 15% школьников. С применением дистанционных технологий учатся только 2,5% детей. Почти в 400 сельских школах нет доступа в Интернет, а у половины оставшихся – крайне низкая скорость подключения.

«Обеспечение скорости доступа в Интернет для школ запланировано нацпрограммой «Цифровая экономика» только к концу 2024 года. При этом средства на создание сетей передачи данных внутри зданий не предусмотрены. Нельзя допустить, когда быстрый интернет есть, но воспользоваться им в школьном кабинете невозможно», – говорила аудитор Счетной палаты РФ Светлана Орлова в 2019г.

Тем не менее, сельские жители в некоторых населенных пунктах всеми силами пытаются сохранить единственную школу, даже если в ней практически не осталось учеников.

Сельские учителя даже становятся приемными родителями, иногда доля детдомовцев в спасаемых школах доходит до 50%. Более того, учителя-усыновители неформально договариваются с интернатами о возрасте своих воспитанников: кому-то не хватает первоклашек, кому-то учеников в возрасте 16-17 лет.

– Действительно, я знаю один такой регион, где учителя усыновляли детей из приютов, чтоб сохранить школу. Когда тренд на сокращение сельских школ устоялся, возникали и случаи, когда, наоборот, домашних детей массово свозили в интернаты, только чтобы они были ближе к хорошей школе, чтобы у них оставалась возможность получить более качественное образование. Финляндия всё это проходила в начале 2000-х, в период рецессии после распада СССР. Экономический кризис ударил и по школам. Их число стало сокращаться, детей везли в интернаты – поближе к учебным заведениям. Но чем это всё закончилось? Финны уже знают, у нас, видимо, свой особый путь, мы на чей-то опыт не смотрим, – рассказывает «НИ» заслуженный учитель России, академик, директор ГБОУ «Школа №109» Москвы Евгений Ямбург. – Как только дети исчезли с сел, забило тревогу министерство здравоохранения Финляндии. В селе кратно усилилась алкоголизация населения. Дети – это контроль за родителями. Когда дети дома, выпивать при них неудобно. Но как только детей отправляют в интернат, гуляй, рванина. Село грязнет в пьянстве. Финляндии пришлось вводить спецпрограмму по возрождению сельских школ.

– В период между 2012-2017 годами были постоянные массовые возмущения родителей в селах. Были знаменитые случаи, когда деревня готова была возрождаться, в нее массово приезжали молодые и активные люди, говорили, что они готовы здесь жить и работать, и хотят рожать здесь детей. Помню, что в одной из деревень в Псковской области движение в защиту школы возглавил молодой священник, тоже недавно переехавший в деревню. Вокруг него сплотилось сообщество, уже было 20 детишек. Но закрытие школы означает, что этих 20 детей и вообще семей на селе автоматически не будет. Сейчас эта проблема остро встала в Карелии, где маленькие деревни, маленькие районы. Родители всячески стараются школы отстоять. Но система пока перемалывает, – говорит член совета межрегионального профсоюза «Учитель» Всеволод Луховицкий.

Тем семьям, которые не готовы уезжать из родных сел приходится переводить детей в школы соседних поселков. Зачастую это десятки километров от дома, без специального транспорта, нормальных дорог и необходимого освещения. Путь школьников проходит через небезопасные леса и овраги. Родители, которые не молчат, всегда остаются крайними — их обвиняют в экстремизме и угрожают лишением родительских прав.

Как бы ни старались учителя и родители сохранять школы, даже путем буквально усыновления своих учеников, статистика неумолима. В одном только Алтае за последние годы ликвидировано более 300 школ. Закрывается школа – из села сразу исчезает экономически активная часть населения, как следствие загибается обеспечивавший эту школу бизнес, включая частников, которые обеспечивали эту школу продуктами питания. В селе действительно, по опыту Финляндии 1990-х, возрастает пьянство и преступность.

– Система подушевого финансирования школ существует не сама по себе, а в связке с региональным финансированием. Такое соединение, безусловно, способствует тому, чтобы школ становилось всё меньше. Над региональной властью еще висят «майские указы», по которым нужно повышать заработки учителей. Соответственно директор рассуждает так. Мне надо максимально большую школу с максимальным количеством учеников, тогда придет больше денег, и мне надо максимально маленькое количество работников, тогда эти работники будут получать большую зарплату. Но побочный эффект – в такой системе получаются очень большие классы с очень большой нагрузкой на учителей, и это сходу убивает сельские школы, – отмечает Всеволод Луховицкий.

В региональных министерствах образования разводят руками — местные органы власти им не подчиняются. В бедных районах до 50-70% бюджетных средств уходят на «выполнение функций органа государственной власти», иными словами, на обслуживание самих себя. За вычетом минимального обеспечения нужд граждан, школы в таких населенных пунктах становятся тяжким бременем.

Сокращение сельских школ – бомба замедленного действия. Уже в следующем году численность школьников резко возрастет, и России грозит дефицит мест в школах, об этом еще в 2019 году предупреждала Счетная палата России.

«Результатом проведенной оптимизации стало сокращение с 2001 года числа детских садов с 51 до 48 тысяч, сельских школ – с 46 до 24 тысяч, городских – с 23 до 18 тысяч единиц», – пояснила аудитор Светлана Орлова. – В 2019 году школьное образование получали 16 млн детей и подростков. К 2024 году численность школьников составит уже почти 20 миллионов, и система общего образования должна отвечать этому вызову.

Расходы на нацпроект «Образование» за весь период его реализации составляют менее 800 млрд рублей. Учитывая, что в целом расходы на образование – это около 27 трлн рублей в год, то есть 3,6% ВВП, и при этом в лучшей мировой практике затраты в эту сферу находятся на уровне 5-7% ВВП, на «прорыв» нам явно не достает.

Реструктуризация сельских школ стала, с одной стороны, стала следствием перемен в государстве и в обществе 1980-х гг., когда отток населения в города привело к деградации сел.

С другой стороны, почти треть – 28% детей в России по-прежнему обучаются в сельских школах, и отток этих детей окончательно разрушает цивилизацию на селе. Реформы в системе образования, большая часть которых пришлась на период с 2005 по 2012 год, окончательно утвердили подушевую систему финансирования школ. Эта система распределения работает так, что умирающим школам в мелких населенных пунктах, но жизненно необходимым семьям, достается денег меньше всего, а процветающим школам, которые итак оснащены по последнему слову техники и укомплектованы лучшими кадрами, а ученики пробиваются туда лишь на условиях жесткого конкурсного отбора – каждый год отдают всё бОльшие и бОльшие бюджеты.

Верна ли в таком случае сама идея подушевого финансирования?

– Вопрос очень сложный и очень тонкий. Для больных детей у нас положено более высокое финансирование. Одаренных детей тоже нужно поддерживать дополнительно. Нельзя бросать и детей с ЗПР (задержкой в психическом развитии). Но когда школы финансируются, исходя из безликого количества учащихся в ней, важны детали. К примеру, нельзя никак по одной шкале сравнивать лицей в центре Москвы, где тройной конкурсный отбор, и школу в маргинальном посёлке, где спившиеся отцы и гулящие матери. В таком посёлке учительница, которая сможет заинтересовать детей учебой, должна получать звезду героя. Она на все 100% выполняет задачи подобной системы финансирования, но всё равно будет поймана как преступница при сдаче ЕГЭ в 9 и 11 классе, потому что эти дети никогда не сдадут их на высокие баллы. Под разные школы необходимо адаптировать разные программы, чтобы сделать финансирование более разумным, – отмечает Евгений Ямбург.

– Я думаю, политика урбанизации, создания агломераций в России и сокращение сельских школ – не связанные процессы. Никто не мешал бы тогда в Москве и других городах-миллионниках оставить маленькие школы. Зачем нужно было Москве почти 3000 школ объединять и превращать в 750? Причины, на мой взгляд, две. Во-первых, банально экономия на всём этом деле. Во-вторых, желание сделать руководство школ беспрекословно управляемым. Когда директор управляет гигантским коллективом, например, в 500 человек, то у него, понятно, гигантская зарплата, и он уже перестает восприниматься этим коллективом кем-то «своим», к кому можно зайти на разговор. И такой директор перестает от этого коллектива зависеть. Он теперь целиком и полностью зависим лишь от назначившего его департамента и в любую секунду может драгоценную должность потерять. Управлять семьюстами школами легче, чем тремя тысячами, сделать семьсот директоров покладистыми легче, чем три тысячи, – рассуждает Всеволод Луховицкий.

Фото: pixabay

Юлия Сунцова, Наталья Сейбиль

По материалам: “Новые Известия”