В противном случае меда не ждите.
Мир прессы — всего лишь отражение мира живой реки журналистики, живой реки людей. Но увы, эта удивительная река жизни, река наших общих страданий за страну и ее боли вдруг обмелела, а берега заилились. Нарушились кровотоки, которые в СССР незримо соединяли все газеты страны вплоть до 1997 года, когда вход в редакции газет еще был свободен, и любой человек с удостоверением Союза журналистов мог прийти в редакцию любой газеты.
Как ни странно, именно на конкурентной основе профессионализма в СССР сформировалась уникальная школа журналистики — прежде всего потому, что существовал мир общения коллег по цеху, у нас был свой Домжур, свой ресторан, свои пять буфетов, где чай и кофе стоили копейки, свои залы заседаний, где мы могли общаться, поднять любую тему, провести дискуссию.
Но пчелиный улей отечественной журналистики, увы, омертвел. Я уже лет десять не хожу в Домжур, потому что там я не могу встретить тех людей, с которыми мы спорили часами о проблемах, волнующих всех нас и страну. Мы чувствовали в Домжуре пульс страны, чего нельзя было почувствовать ни на одном заседании ЦК КПСС. Там все было заформализовано, и вам никто не дал бы слова. Поэтому-то улей под названием СССР и улей под названием ЦК КПСС умерли.
Мед не бывает в заформализованных «ящиках», в том числе ящиках ТВ. Нам, ветеранам журналистики, есть что сказать, но нас не печатают. Оставшиеся в России газеты обрели частных владельцев, появилось понятие заказной статьи, заказанного, формального материала, то есть проплаченного кем-то с явным на то умыслом. И мы перестали верить в искренность прессы.
В России исчезли миллионы подписчиков газет. А ведь как жадно мы спускались утром на первый этаж, чтобы открыть свой почтовый ящик и почитать за утренним чаем газету «Труд», «Социндуску» или столь любимую всеми москвичами «Вечерку», попавшую со временем в сети «Банка Москвы» и ставшую практически мертвой газетой, печатающей тенденциозные скучные статьи.
Где они, эти знаменитые «шакалы пера», как писал Ильф? Капитализм не породил в России знаменитых имен в журналистике, журналистика перестала быть в России социальной, она перестала задевать очень важные струны в сердцах миллионов людей, которым коммерция совершенно не интересна. По этой причине миллионы людей (потенциальных инвесторов) не могут принять в ней непосредственное участие. А ведь инвесторами всех советских газет, по сути дела, был народ нашей страны. Газета «Труд» с тиражом в 22 миллиона экземпляров приносила СССР многие годы горомадные деньги. Это был, с точки зрения бизнеса, суперпроект, но вместе с тем социальный проект национального значения. Это было прежде всего объединяющее умы и сердца начало, альма-матер…
Да, народ, то бишь инвестор, был рядом с газетой по всей стране. А мы все ищем сегодня упорно иностранного инвестора. Поверьте, мы отдадим все за то, чтобы написать и напечатать правду. В Америке магическое слово — «бизнес». В России магическими словами всегда были слова «справедливость», «правда». Но ее нет, как нет справедливости. Кто даст нам напечатать сегодня правду? Назовите мне такую газету в России. Кто даст нам, профессиональным журналистам и писателям, слово на ТВ? Нам замылили глаза одни и те же персоны, в том числе поющий дифирамбы Соловьев… Один соловей на всю великую страну… Бесменный соловей. И на радио, и на ТВ — он повсюду…
Понятие «профессиональный журналист» уже утратило прежнюю высокую значимость. Возникло иное понятие профессионализма — рыночное. Тот же «Труд» пользовался любовью миллионов людей. Попробуйте-ка купить такую любовь сегодня. Скажем, за миллиард долларов. Нет, не удастся. И вот уже американские газеты пишут о том, что Россия утратила свой личный национальный интерес и растворилась в мировом кошмаре бизнеса.
Да, у нас больше нет своей национальной идеи. А вы все бормочите о какой-то формуле то ли доверия, то ли еще чего-то. А кому доверять? И кто доверит? Да и зачем. Ты просто пойми меня! И дай мне понять тебя, даже если ты Бог. С Богом не договариваются о доверии. Или есть понимание человека и человеческого, или его, этого понимания, нет.
Газета «Труд» могла при желании объявить клич на всю страну и повести за собой миллионы рыть траншеи на Дальнем Востоке, возводить бастионы, поднимать сельское хозяйство, строить заводы. Потому что все ее подписчики были как бы родственниками, их желания и чаяния были созвучны духовным струнам газеты.
Я проработал в «Труде» шесть лет, потом вступил в Союз писталей, стал писать книги, но с журналистикой не мог расстаться никогда, это была настоящая школа жизни, школа борьбы правды со злом… Такой школы в России больше нет. Она умерла. И ее не могут спасти никакие Союзы, никакие формулы…
Газета «Сельская жизнь» была любимицей народа в СССР, она была в каждом доме не только в провинции и имела тираж в 10 миллионов. Почему эта газета умерла сегодня?
Я в душе технарь, но вместе с тем землепашец — посадил три сада по 300 деревьев. Но как рассказать о сортах деревьев, о том, что яблоки устилают в России все частные дачные участки, а что с ними делать — никто не предлагает? И яблоки, чудесные яблоки, дачники просто закапывают в траншеи уже много лет кряду…
Что это? Формула глупости дачников или региональных властей? А ведь можно было бы муниципальным образованиям озолотиться. Но где продать? Все базары в России стали частными и принадлежат криминальным структурам. Ни в одной стране мира со времен Геродота не было и нет частных базаров. Я написал на эту тему много статей — их печатал журнал «Российская федерация сегодня». Я выступал в Общественной палате России и доказывал, что львиную долю прибыли забирает себе посредник. Мы нарушили формулу Карла Маркса. В России цена товара — это уже не овеществленный рабочий труд, а цена зоны продаж, цена проникновения в зону продаж, где эта цена возрастает в пять раз против цены производителя. А ведь это легко изменить, согласись правительство понять суть проблемы. И тогда не нужны никакие индексации пенсии по всей стране.
Телевизионные передачи о сельском хозяйстве были самими любимыми для нас всегда. И никакие Петросяны и Нагиевы не смели мозолить нам глаза… Тем более — такие вражеские, заокеанские по духу телепередачи на НТВ, как «Своя игра», где несколько истуканов в желтых халатах пытаются угадать, как звали собаку в романе Питера Уокера — то ли Бобиннс, то ли Тупикс? Как важны для молодых умов страны имена иностранных собак!!!
Я вижу в Интернете рассуждения на тему о некоей «формуле доверия». Почти гётевская тема о заклании души… Формула — это всегда формальность, это цифирь, это некое знаковое выражение отношений цифр или химических элементов, или гонка… А надо-то всего лишь понять нашу боль и чаяния, услышать нас, дать нам слово, всячески оберегать наш журналистский и писательский улей, в который мы могли бы приносить мед.
Нам следует сегодня говорить об утраченном понимании человека человеком, о недоверии к тем, кто стал на пути нашей искренности и доверия друг к другу прежде всего. Ведь мы, журналисты Москвы, журналисты России, не общаемся много лет, ну разве что на поминках коллег…
Да, это становится знаковым событием. Нас порой объединяет… смерть.
Некая преграда от лица бизнеса, от лица власти стоит порой на пути излияния наших чаяний и болей, в том числе болей за страну. Зачем она стоит на нашем пути излияния болей, жажды справедливости? Я не вижу сегодня в оставшихся на плаву российских газетах статей с болью за страну, за ее утраченные поля и пашни, откровенной боли за исчезновение крестьянства, рабочего класса, профессионального рабочего и приход в регионы непонятного мистера фермера. По сути дела, неудачника в сельском хозяйстве России.
Может быть, в этом слове заложена особая магия влияния тлетворного Запада? Почему это английское слово вытеснило близкие нам русские слова и традиции? Почему это слово разрушило русский мир сельской жизни? И оборвало ментальные связи в сознании русского человека, украинца, башкира, татарина, смирившегося с потерей столь дорогой всем нам в стране башкирской нефти. Это, казалось бы, невинное слово полностью опрокинуло в бездну то, что великий австрийский психолог Карл Юнг называл «коллективным бессознательным», формирующим на 90% процентов человеческую психику.
В каждом слове, в каждом термине заложен свой код. Я много лет веду борьбу с калужскими чиновниками, продавшими под дачи сельхозугодья знаменитого совхоза «Победа» в Жуковском районе, рядом с территорией Новой Москвы. Всего за 50 тысяч долларов. Возникли липовые СНТ по временной инструкции 2007 года, которая уже потеряла силу. Да и садов ведь никаких нет — один бурьян, ни кустика смородины. Стоят пустые дома, просто люди вложили деньги, чтобы деньги не инфлировались. Но ведь земля пустует на сельхозугодьях, все оформлено незаконно, а в недостроенных дачах с 2004 года никто не живет… Написать же об этом некуда.
Я аккредитован в Госдуме РФ 14 лет, но скольку туда хожу, не вижу в кабинетах и холлах людей, читающих газеты. Они стопками сиротливо лежат на диванах, на столиках, в зале пресс-центра. Никто не спорит о достоинствах статей. Всем ясно: ответа на главный русский вопрос — «Что делать?» — там нет. А я его знаю.
Один раз в неделю я звоню начальнику Департамента по социально-экономическим вопросам и экспертизы Администрации президента Смыкову Дмитрию Евгеньевичу и предлагаю ему внедрить наши инженерные решения. Смыков вежлив, чуть ироничен, но любит часто употреблять слово «ихние». Я поправляю его и говорю, что такого слова нет, это примитивизм провинциального характера.
Смыков выслушивает инженерные идеи нашего Международного союза инженеров и соглашается.
— Да, вы правы, селить беженцев в палатки нелепо, — согласился он со мной при разговоре, когда я предупреждал о надвигающихся холодах.
Я говорил, что наш Союз может построить легкосборные дома в Курской и Калужкой областях очень дешево. Дом в 90 кв. метров стоит 1 миллион. Эти дома собираются на болтах по типу детского конструктора, любой конфигурации, их можно разобрать и перевезти на другое место. Три человека могут собрать собственный дом за два дня, причем, начать строить одноэтажный дом можно с покупки одного модуля 2х3. А подсобрав денег, продолжить. Вагончик не нужен…
— Я верю в вашу идею, — говорит Смыков, но я один. У меня есть лишь секретарша и авторучка. Аппарата нет. Пишите письма на имя Андрея Ремовича Белоусова, помошника президента…
И вот мы пишем, пишем. А дело стоит на месте. Поселок для беженцев так и не построен. Смыков обещал провести совещание…
Отсюда начинается формула доверия к власти, если вам нравится этот термин. Но я предпочитаю слово «справедливость».
Юрий ВИГОРЬ
директор Института социальных изобретений
