Интернет принес новость, которая заставит вздрогнуть не одно сердце – единственный в России музей истории политических репрессий под открытым небом «Пермь-36» станет музеем сотрудников ГУЛАГа.
Такое решение приняло новое руководство учреждения, которое, по сути, принципиально меняет его прежний статус. «Отныне в этом музее будут рассказывать не о политических заключенных, а о тяжелом и благородном труде доблестных сотрудников ГУЛАГа, о том, какие технологии применялись, чтобы оградить великий народ от пятой колонны и разных нацистов с Украины», — язвительно заметил член правления международного общества «Мемориал» Александр Калих. По его словам, первая выставка в музее будет посвящена средствам охраны и техническим средствам содержания заключенных.
Мы попросили прокомментировать эту «новость» известную правозащитницу, автора целого ряда книг о ГУЛАГе Екатерину Кузнецову, не раз, кстати, выступавшую и на страницах «Нового вторника».
Чуть раньше этой грустной информации в печати появилось сообщение о том, что в Прикамье отметили юбилей одного из старейших лагерей ГУЛАГа — Усольлага и восхвалили мужество… его руководителей в борьбе, как следует понимать, с «врагами народа» и «перековке» тех из них, кто выжил, в «социально-надежных» с перспективой дальнейшего использования в качестве осведомителей НКВД. (Замечу в скобках: осведомителями соглашались стать далеко не все, а несогласные опять попадали «под колпак» карательного ведомства).
Небольшая справка об истории Усольлага.
Организованный в 1938 году, он в разные годы насчитывал от 10 до 30 тысяч человек, большую часть которых составляли приговоренные по ст. 58 УК РСФСР — то есть, «враги народа». Основным способом «перековки» социально-опасных и враждебных власти элементов в этом ИТЛ были лесозаготовка, строительство целлюлозно-бумажного комбината и Камского гидроузла. Все работы заключенные вели вручную, питались впроголодь, так что голову на этих «великих стройках» сложили сотни (если не больше) репрессированных. Только за 1938 год в ИТК и тюрьмах ГУЛАГа умерло 108654 человека.
Не думаю, что в Прикамье погибших от изнурительного труда было меньше… Но несмотря на эти жертвы (опять же, если судить по сообщениям местной печати), юбилей Усольлага прошел преотлично, на нем звучали возвышенные речи. «Именно в этом лагере НКВД были заложены традиции, которые имеют ценность и в нынешнее время», — подчеркивали в своих выступлениях на торжестве устроители праздника — ветераны НКВД-МВД-МГБ-КГБ. Отмечалось, что в системе ГУЛАГовских лагерей «выковывались такие качества, как верность Родине, взаимовыручка, уважение к старшим».
Не менее духоподъемно звучали слова и об историко-экономическом значении этого конкретного гулаговского застенка в народном хозяйстве страны: «Проложены тысячи километров дорог (явная гипербола. — Авт.), созданы сотни лесных поселков (бывшие лагпункты. — Авт.), построены школы, больницы, клубы»…
— В какое лихолетье образован лагерь! Какие испытания прошел! Какое мужество проявили его руководители, чтобы учреждение встало на ноги и успешно решало производственные задачи! — с восхищением говорил о своих соратниках по борьбе с «врагами народа» заместитель председателя краевого совета ветеранов ГУФСИН России по Пермскому краю Сергей Ерофеев.
Читаешь эти сообщения и диву даешься: какое время на дворе?
А время, судя по всему, самое подходящее. За годы, прошедшие после хрущевской «оттепели» и горбачевской «перестройки», выросло новое поколение, в школах появились новые учебники уже переписанной истории. И вот уже из щелей прошлого потихоньку выползают тени вершителей славных дел — усатого генералиссимуса, железного чекиста, лагерных «оперов» и «вертухаев»…
Только вот как быть с этим?
«Мой дедушка Шакир Измайлов был дипломатом в Саудовской Аравии до своего ареста и последующего расстрела в 1937 году. Моя бабушка Урания Измайлова отбыла 8 лет в Карлаге…
О расстреле Шакира мы узнали в 1989 году, а до этого недоверчиво всматривались в сообщение о его кончине в 1944 г. в связи с «упадком сердечной деятельности». О восьми годах жизни Урании в лагере мы до сих пор не знаем ничего. Она всю свою жизнь после освобождения и даже реабилитации уклонялась от наших расспросов о лагере. Единственный раз в разговоре о зверствах фашистов во Второй мировой войне и, в частности, о судьбе и смерти генерала Карбышева она проронила, что незачем обсуждать немцев, когда тоже самое делалось в Карлаге значительно раньше русскими», — написала мне незнакомая Юлия Измайлова из США, тщетной надеясь разыскать следы пропавшей, растоптанной сталинским сапогом семьи.
Или вот еще — из истории лагерей НКВД. Тех самых, что «накопили ценный опыт повышения эффективности народного хозяйства СССР». И чей опыт сегодня, как видим, кое-кому кажется (а может, и не кажется вовсе) востребованным и вполне приемлемым.
Вспоминает бывший узник Спасского лагеря Ю.Хайфиц, осужденный по 58-й статье, но после смерти Сталина реабилитированный, ныне живущий в Израиле:
— Спасский лагерь был инвалидным, он принимал человеческие «отходы» из Жезказгана и Кенгира. В Спасск присылали зэков, потерявших здоровье в медных рудниках, и эти обездоленные бедолаги уже долго не задерживались на этом свете. Смертность в лагере была высокой — в Спасске были одни «слабаки». Когда в 1949 году наш этап из Усольлага (управление лагеря было в г. Соликамске, б.Молотовская обл.) прибыл в Карабас, на этой пересылке мы прошли медкомиссию. Первая и вторая категория физтруда были направлены в Жезказган, а третья и инвалиды — в Спасск. Таким образом я очутился в Спасске, а поэт, художник и скульптор Юрий Грунин попал в Кенгир. В Спасске сидели и художники Шкуратский, Трубега, Премиров, Ивашов-Мусатов…
Режим был очень суровый. Вспоминается, как зимой из лагеря бежали два безнадежно отчаявшихся зэка. Их дерзкий побег изначально был обречен на неудачу. Они замерзли в степи, и их окоченевшие трупы, привязанные тросом к трактору, волокли вдоль зоны в «назидание» другим.
Моя бригада добывала камень в карьере для строительства стены. Стену я узнал, прочитав бессмертную книгу Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Стена эта никому не была нужна, просто нужно было найти работу и потяжелее для «контры». Стена (часть ее) сохранилась и стоит до сих пор…».
Такие примеры можно приводить и приводить. Беда в том, что об этом как раз и не вспоминают те, кто устраивает юбилеи гулаговских концлагерей, и кто музеи истории политических репрессий перепрофилирует в музеи работников ГУЛАГа. Не вспоминают о беспримерном политическом терроре, развернувшемся в стране, о чудовищной смертности заключенных, об унижении их человеческого достоинства, о голоде, физических наказаниях, и о многом-многом еще, что теперь оказывается «бесценным опытом»…
В общем, похоже, что горький урок не усвоен. Не извлечен. И покаяния за преступление перед народом не произошло. А прошлое (опять бесшумно, крадучись) по-воровски вползает в сегодняшний день.
Екатерина КУЗНЕЦОВА,
почетный журналист Казахстана
КАРАГАНДА
ОБ АВТОРЕ. Екатерина Кузнецова — журналист по образованию и по профессии. Ее имя широко известно не только в Казахстане, но и за его пределами, а написанные правозащитницей книги о Карлаге НКВД — «Карлаг: по обе стороны колючки», «Карлаг: меченые одной метой», «Кровавый тридцать седьмой. Репрессированный Казахстан» и другие — изданы в России и США.
