Волонтеры возвращают самоуважение девушкам, работающим на трассе
«Спасибо, что считаете нас за людей…». Это одна из нескольких десятков записок, оставленных на доске пожеланий в автобусе фонда «Гуманитарное действие». Ее могла написать Катя, которая раньше работала секретарем в суде. Или Лена — в прошлом повар-кондитер. Или Юля, для которой трасса стала первым местом работы, а проституция — пока единственным знакомым ей способом заработка.
Этот автобус выходит на маршрут вот уже 15 лет, 5 дней (вернее, вечеров) в неделю. Но знают о его существовании лишь проститутки, работающие на питерских трассах. Курсируя от одной «точки» уличных путан до другой, сотрудники благотворительного фонда раздают ночным бабочкам презервативы, гигиенические средства, шприцы. В автобусе девушки могут получить юридическую и психологическую помощь.
У волонтеров нет цели перевоспитать девушек. Единственное, к чему они стремятся — сделать так, чтобы секс-работницы не подвергали риску заражения себя и своих клиентов. А для этого, считают в фонде, девушкам нужно вернуть самоуважение.
Чтобы понять, нужно ли помогать женщинам, которые сами выбрали такой путь, корреспондент «МК» отработал с волонтерами одну из смен.
По неофициальным и очень приблизительным данным, в Санкт-Петербурге в полулегальных и нелегальных «массажных» салонах трудятся 8-10 тысяч жриц любви. Еще 5 тысяч проституток работают на трассе или на дому.
«Нас вытеснили, приезжайте на новое место»
– Привет, это Оля из автобуса. Мы подъехали. Зайдешь? Клиента ждешь? Ну смотри, мы еще полчаса точно стоять будем. Если успеешь, приходи, – Ольга Шакирова, социальный работник обзванивает девушек, параллельно объясняя мне, что мы подъехали к первой «точке» на маршруте — проспекту Солидарности. На местном сленге – «Соляре». Всего за ближайшие четыре часа таких остановок будет пять или шесть. На сегодня по плану работа в двух районах: Невском и Красногвардейском.
Метрах в пятидесяти от нас, на пустыре, горят фары трех автомобилей. Рядом кучкуются женские силуэты. «Здесь девушки просто клиентов набирают, «работать» же едут на стоянку или в лесок», – комментирует Ольга.
Еще несколько лет назад, вспоминают сотрудники фонда, в обговоренный час секс-работницы (слово проститутки здесь стараются не употреблять, предпочитая эвфемизмы) сами выстраивались в очередь к микроавтобусу. Теперь же их приходится обзванивать. Не потому, что программа потеряла актуальность. Просто сама структура бизнеса изменилась.
– Сообщество секс-работниц с каждым годом становится все более скрытным, — объясняет руководитель гендерного направления фонда Анна Иванова. – С улиц они переместились в салоны или работают дома. Многие предпочитают не мерзнуть на дороге, а размещать объявления.
Расклеенные на столбах, информационных щитах, начертанные на асфальте объявления — исключительно питерская тема. В других городах я таких не видела. Только два слова: имя девушки и номер телефона. «Таня», «Оля», «Юлдуз».
– Девушек из объявлений мы тоже обзваниваем. Таким образом пытаемся установить контакт с представительницами более закрытых групп, с лидерами их сообществ. Например, с теми, кто работает только в общежитиях для мигрантов.
– Лидеры — это те, кого раньше «мамками» называли? – уточняю у Анны.
– Нет, мамки — это организаторы секс-работы. В Питере на уличных точках их почти не осталось, большинство девушек предпочитают работать сами по себе. Лидеры же — это наиболее активные представительницы из среды секс-работниц, энтузиастки.
Лена
За разговором не замечаем, как в автобус зашла первая посетительница. На вид ей под сорок. Лена худенькая. Но не привлекательно, а как-то болезненно. Щедро подведенные глаза и красное пятно губ.
– Свой код помнишь? – спрашивает Оля.
Девушка диктует набор цифр и букв.
В автобусе не спрашивают фамилии проституток, их паспортные данные. Но ведомость все же ведут. У каждой есть персональный код, состоящий из первых трех букв ее имени, имени матери, даты рождения.
Лена — одна из старожилов петербургских трасс. Работает она с 20 лет. Сейчас ей 36. В автобус ходит уже лет 10. («Полезная программа, можно «баяны» (это шприцы) получить. А в другой автобус можно их отнести, чтобы во дворах не валялись, детей не пугали»)
Рассказать о себе Лена соглашается, но на все вопросы отвечает односложно, будто заполняет анкету.
– Из-за кризиса меньше стало клиентов?
– Да, поменьше.
– А за вечер сколько?
– По разному. (Пауза). От двух до семи.
– С полицией как регулируете отношения?
– Сейчас спокойно, они нас не достают.
– На клиентов-отморозков не боитесь напороться?
– А толку что бояться? Значит, не повезло.
У Лены есть среднее специальное образование, она — повар-кондитер. Говорит, что пробовала работать по специальности, но «это не ее».
– А проституция? Твое?.. – пытаюсь хотя бы провокацией получить от собеседницы развернутый ответ. Лена не реагирует.
Спрашиваю про семью. «Есть. Дочка. Мама», – опять выдавливает из себя по слову в минуту. Потом и вовсе отключается.
Разговор не клеится.
Позднее соцработники объяснят, что такое состояние обычно для тех, кто «сидит» на наркотиках. «Они как в теплое помещение зайдут, начинают «залипать».
От волонтеров узнаю, что два года назад Лена освободилась из тюрьмы, сидела по 228 статье – хранение и приобретение наркотиков. Самой распространенной среди проституток.
Вышла — и снова на трассу.
– Сегодня рассказала нам, что ее мама узнала об увлечении дочери наркотиками. Поставила условие: либо Лена в больницу ляжет, либо у нее ключи от дома отберут и лишат родительских прав на ребенка, – пересказывает свою беседу с подопечной Ольга.
– И что Лена?
– Ленивая эта Лена. Спрашиваю, знает ли она, как лечь в городскую наркобольницу. «Да, – говорит, – Сперва анализы нужно сдать». Загвоздка в том, что живет она на одном берегу Невы, а поликлиника – на другом. Для Лены это все равно, что в экспедицию в Заполярье отправиться.
Юля
Юля, следующая посетительница автобуса – девушка с лицом героини анимационных мультфильмов. Эту трогательную наивность во взгляде не убрать наслоениями косметики, хотя она и очень старается. В автобус Юля заглянула одновременно с коллегой по трассе. Та — прямая противоположность. Пергидрольные волосы, сожженные на концах до состояния пакли, накрашенные алой помадой губы, лаковые ботфорты. Даже в теплом автобусе девушка прячет руки в рукава куртки. Когда она потянулась за пакетом с презервативами, стало ясно, почему. Руки у нее синюшные, опухшие — такие я видела только у бомжей.
– А ведь мы с ней примерно одного возраста, даже на трассу в один день пришли, – замечает общительная Юля, когда дверь за второй девушкой закрывается. – Она раньше очень хорошо зарабатывала, цены у нее были в половину выше, чем у меня. Сейчас наоборот. (Юля уверяет, что зарабатывает в месяц до 300 тысяч, но большая часть уходит на наркотик). Она просто в вены на руках постоянно колется, вот они и гниют, пухнут.
– И что, неужели клиенты не обращают на это внимания?
– Обращают конечно. Многие просят показать руки, зубы — они крошатся от наркоты.
– А если клиент понимает, что девушка употребляет?
– Не берут. Боятся заразиться.
На трассе Юля уже семь лет. Бросить — как наркотики, так и проституцию, она не планирует. Говорит, что даже если бы перестала употреблять, все равно не ушла бы с трассы. «Не знаю, как по-другому зарабатывать».
– Тебя не смущает, чем приходится заниматься?
– Нет.
– А других?
– Об этом не думаешь, воспринимаешь, как обычную монотонную работу. Эти 10-15 минут, пока, ну вы понимаете, стараешься думать о другом: маникюр надо сделать, а дома жидкость для снятия лака закончилась… Вы же не думаете, когда разделываете курицу, как это противно. Так и мы.
Среди ее подруг есть те, кто мечтает начать нормальную жизнь. Кое-кому удалось сбежать с трассы благодаря бывшим клиентам. Юля рассказывает историю своей подруги — по сути, готовый сценарий для мелодрамы. Вместе они начинали работать, вместе снимали квартиру. А потом подругу забрал с дороги клиент, взял замуж. «Сейчас она работает. В нормальном месте», – уточняет собеседница.
Спрашиваю у Юли (сейчас ей 28), представляет ли она свою старость. Девушка морщится.
– Большинство из нас до этого возраста просто не доживают, – объясняет она как-то очень спокойно. – Нет, кто не употребляет, те следят за собой. Есть у нас одна женщина, ей уже за сорок. Она фигуристая, грудь себе сделала силиконовую, лицо подтянула. Раньше не трассе, как и мы работала, теперь у нее свои салоны на Невском. Всю семью содержит.
По ноткам восхищения в голосе девушки можно предположить — это ее мечта. Простецкая и несбыточная. Главным образом потому, что жизнь таких, как Юля, зачастую обрывается трагично. Сотрудники фонда рассказывают, что очень часто их подопечные исчезают. «Здесь три варианта: либо их убивают, либо умирают из-за передоза, либо ложатся на реабилитацию и прощаются с трассой. Но таких меньшинство».
– Не страшит, что в один из вечеров тебя просто могут увезти в неизвестном направлении? – своим вопросом я возвращаю Юлю в действительность.
– Бывает такое. Если есть возможность, пытаемся выскочить из машины. Ну или заговорить клиента.
– Удается?
– Да, если сильно захотеть.
Юля замечает, что извращенцев среди недобросовестных клиентов не так много. Большинству просто платить не хочется.
– Есть, конечно, и совсем повернутые. На таких, если кто-то из девочек нарвался, передаем «ориентировку» по сарафанному радио.
Я сама однажды столкнулась с таким несколько лет назад. Он очень жестокий — в лес увозит, бить начинает. Потом забирает все, что есть у тебя — деньги, телефон. Только симку отдает. Мне он шапку на глаза натянул – чтобы не видела, куда едем, и руки связал
Уже потом, когда меня из машины выбрасывал, я попросила хотя бы симку отдать. «В следующий раз приеду, тогда и верну». И представляете, через несколько дней этот козел опять подрулил. «Ты че, испугалась?» – спрашивает. Безнаказанный, понимает, что ничего ему не будет.
Стандартный сценарий измывательств, например, такой: вывезти за город и заставить, избивая дубинками, лезть в озеро, в ледяную воду. «Одна девушка так воспаление легких получила, – говорит Анна.- А другую ногами забили, когда она отказалась».
Пересказывают соцработники истории без подробностей. Оставшееся «за кадром» — из разряда непечатного.
– Одну девушку клиент запер в квартире, сутки насиловал. Когда от выпивки он пришел в коматозное состояние, девушка решила бежать. Выпрыгнула в окно, но неудачно — сломала позвоночник, – вступает в разговор Алексей Черняев, соцработник и водитель мобильного пункта помощи девушкам по совместительству.
Волонтеры говорят, что алкоголь и наркотики для проституток – единственный способ «психологической анестезии». Те, кто бросил колоться — пьют, трезвыми на работу мало кто выходит.
«Многих на работу отправляют мужья»
Следующим гостем автобуса неожиданно становится молодой человек. «Я от Наташи», – объясняет парень, нервно перебирая пальцами в карманах кожанки.
– А она сама где?
– Работает.
Как только парень закроет за собой дверь, соцработники объяснят, что партнеры частенько приходят за пакетами вместо самих «девушек».
– Многие живут с девочками только из-за того, что они им приносят деньги на наркотики. Мужики иногда даже сами сажают своих жен в машину и стоят неподалеку — охраняют.
Нередка и такая ситуация: девушка работает на трассе, ловит клиентов, а ее сожитель поодаль с коляской прогуливается.
Или вот история 50-летней Марины. Ее на трассу выгонял собственный сын-наркоман. Женщина была полной настолько, что самостоятельно не могла влезть в автобус — соцработникам приходилось ей помогать. Но и на таких, выясняется, находится клиент.
– Кстати, а мужчины среди ваших подопечных есть? – спрашиваю.
– В этой программе нет. Но одно время у нас был отдельный проект по наркозависимым мужчинам, которые оказывают секс-услуги за дозу. Но это очень закрытая группа. Они не являются геями, но зарабатывают таким образом на наркотики.
В автобусе также можно получить консультацию юриста. Здесь девушкам, у которых нет документов, помогают их восстановить.
– А еще мы помогаем секс-работницам, у которых нет регистрации или медполиса, попасть на прием к врачу — у нас есть несколько доверенных врачей и больниц, где их принимают в день обращения.
Доверия в среде проституток работникам фонда было добиться нелегко. Первое время девушки почему-то думали, что им раздают специально порванные презервативы. Или зараженные.
Таня
– Презервативы, хлорик, салфетки, шприцы, – перечисляет Ольга для очередной посетительницы стандартный набор раздаточных материалов.
– Нет, шприцы не нужны — я не колюсь.
Из двух десятков путан, которые в этот вечер заглянули в автобус, Таня единственная не «сидела». «Ну есть еще одна девушка. Но она бухает по страшному».
На трассе Таня с 16 лет. С перерывами. Большими. Она и сейчас говорит, что в любой момент может уйти. Вот только сына надо вырастить.
– С ребенком никто не будет сидеть, в детсад отдать я его не могу. Но как только он пойдет в школу, сразу брошу эту работу. Не то чтобы она приносила легкие деньги, но на данный момент это проще, чем сидеть в офисе или за кассой с 10 до 10.
– Тань, а почему на трассе? Разве не проще снимать квартиру?
– Многие девочки так и делают. Но мне проще на улице. Для меня чем быстрее — тем лучше. Да и денег здесь можно больше заработать, поток больше. В машине неудобно, вот мужик и сдается быстрее. А на квартире пока разденется, пока выпьет…
Потом соцработники расскажут, что в машине работать еще и безопаснее. Так есть хоть какая-то гарантия, что клиент останется трезвым, а значит, вменяемым.
– А в машине многие соглашаются? Ведь неудобно.
– Это точно. Меня всегда удивляло, как они умудряются на водительском сиденье снять штаны. Я сама ради интереса пробовала — еле стянула. А эти дураки еще и деньги платят немаленькие. Но каждому свое.
Таня говорит, что зарабатывает она 90 тысяч рублей в месяц. И это при двух часах «работы» в день.
– Я же всю семью содержу. Мама знает. Я ей сразу созналась, чем зарабатываю. Подумала, что так будет лучше, чем если она от знакомых узнает.
Девчонкой Таня приехала в Санкт-Петербург из Тверской области. Летом торговала арбузами. Осенью сезон бахчевых закончился.
– До сих пор помню: стою я рядом со сложенными деревяшками от палатки и понимаю: все, работы больше нет. Куда идти? Подъезжает таксист, спрашивает: «Работаешь?». Я говорю: «Как раз только что закончила. А у вас есть вакансия?» Так и уехала с ним. Противно было, но не страшно. Все как-то так быстро прошло, вообще без эмоций.
Потом таксист порекомендовал Таню своим друзьям.
– Два года я проработала и ушла в торговлю продавцом на пять лет. В кризис, когда всех увольняли, опять вернулась на трассу. Потом снова пришла в магазин, но уже торговым представителем. Затем декрет. И вот я опять здесь.
– Кстати, сейчас же опять кризис. Клиентов стало меньше?
– Знаете, я уже поняла, что секс — это последнее, на чем люди будут экономить. Перед зарплатами и авансами, 25 и 10 числа, да, клиентов не так много. У народа заканчиваются деньги. Но стоит им дождаться получки — и у нас аншлаг.
Впрочем, есть и те, кто снимает проституток даже на последние деньги.
– Бывает мужик подъезжает, и просит отработать за 800. Показывает кошелек пустой, мол, денег нет. Иногда соглашаюсь, если верю. А некоторые настоящий торг устраивают: ну давай, мол, за штуку (такса Татьяны — 1500 рублей за 15 минут оральных утех – «МК»). А сами в нормальной иномарке сидят, видно, что не бедствует человек, просто по натуре торгаш. Таким я говорю, чтобы приезжали, когда деньги будут. Те матерятся.
– По твоим рассказам, смотрю, мужчины не стесняются особо…
– Абсолютно ничего. Что хотят, куда — все сразу выкладывают. Те, кто мямлит, говорит, что никогда не подъезжал — таких 1%.
Таня не завлекает и не уговаривает клиентов: «Ни «здрасьте», ни улыбок. Если задумывается, захлопываю дверь». Более того, говорит, что к некоторым авто вовсе не подходит — либо машина странная, либо человек с первого взгляда не понравился. Очень важно, говорит девушка, за несколько секунд определить, нормальный клиент или подозрительный.
– В принципе, чутье никогда не подводило. Нет, бывало, конечно, не платили, но это ерунда.
– А что не ерунда?
– У девочки все золото сняли. Бывает, деньги отбирают, избивают.
– Есть у вас между собой конкуренция?
– Я ни с кем не конкурирую. Считаю, что на каждую есть свой клиент и свой спроc. Но другие собачатся. На проспекте Энергетиков, знаю, дерутся за места.
– Существует такое, что девушки хотят с одним из клиентов построить отношения?
– Я пробовала. В 2000 году я познакомилась с парнем, прожили мы с ним три года. Глупая я тогда была, думала, что все у нас получится. Не построить такие отношения. Человек сам себя сожрет из-за ревности, даже если ты бросила работу. На трассе можно найти спонсора, но не мужа.
Как-то между делом Таня расскажет, что сын ее рожден от одного из постоянных клиентов. Мужик, кончено же, не в курсе.
– У него жена, дети взрослее меня. Даже внук взрослее собственного сына. Почему не рассказала? Не получилось. Язык не повернулся. Это ведь большой шаг…
«Мы работаем там, где нет других»
За этот вечер мимо меня промелькнет еще много судеб. Вот Катя — работала секретарем в суде в провинциальном городке. Потом с мужем решили поехать покорять северную столицу. Муж нашел перспективную работу и новую перспективную жену. Катя сперва начала заливать горе, потом перешла на наркотики.
Вот еще одна девушка — эффектная блондинка с длинными волосами, накачанными силиконом губами, в песцовой, крашеной под леопарда, шубе. Такую вполне можно представить в составе какой-нибудь поп-группы. Ну или в качестве содержанки – светской львицы. А она – на шоссе. Есть, как выяснилось, на трассе «точки», где стоят «люксовые» бабочки. «Их здесь трое — дорогие, ухоженные. Каждая на работу на своей машине приезжает. Они здесь работают уже много лет и никого больше не пускают», – комментируют волонтеры.
Помимо презервативов и шприцов, VIP-дама попросит детское питание, присыпку, детский порошок. Фотографироваться откажется даже со спины, объяснив, что спешит к сыну, который «попал в больницу с бронхитом».
Но еще долго будет стоять неподалеку от автобуса. Видимо, не так уж и спешила.
– Анна, а вы думаете, проституткам надо помогать? Ведь они сами выбрали свой путь. А есть много тех, кто его не выбирал — дети в детдомах, старики в домах престарелых, – задаю вопрос, который хотела озвучить еще в начале беседы.
– Они никому не нужны, все думают так же, как и вы.
Но проституция никуда не исчезнет. А значит, надо как-то минимизировать риски девушек и их клиентов.
Источник: “Московский комсомолец”
