Погасить ненависть в обществе можно, только преодолев коррупцию и вернув доверие к власти
Задержание, точнее захват в мирной Коломне подозреваемого в бирюлевском убийстве Орхана Зейналова и его экстренную транспортировку на вертолете лично в кабинет министра внутренних дел РФ Владимира Колокольцева видел весь мир.
Неподготовленный зритель вполне мог подумать, что транслируется не оперативная съемка, а эпизод из очередного блокбастера — камуфляж, силовые приемы, стоны закованного в наручники узника с мешком на голове, строгий взгляд всемогущего министра…
Более кинематографично, пожалуй, задерживали только Ходорковского. Впрочем, зрителю продвинутому также было чему подивиться — прежде всего, нарочитости и пугающей гипертрофированности всего сюжета от начала до конца. Как будто по заказу подозреваемым оказался совершенно не артикулированный азербайджанец, немедленно признавшийся в преступлении (кто бы сомневался, что тот признается!), живое воплощение фольклорного образа гастарбайтера, нападающего в темном переулке на женщин, а спецоперация чрезмерной жесткости и показательная доставка злодея к главному полицейскому страны — прямая цитата из пропагандистского арсенала МВД брежневской поры.
Месседж обезоруживающе прост: так будет с каждым, кто с ножом пойдет на рядового москвича, и гражданам не о чем беспокоиться, если такие бравые парни и такой мудрый и сильный министр охраняют их покой. Несмотря на предельную доходчивость, этот посыл не достигает своей цели совершенно. Не потому, что степень жестокости действий спецназа по отношению пока что к возможному подозреваемому приводит в оторопь, и даже не в силу присутствия запрещенных законом разжигания национальной розни и нетерпимости. Зритель — и наивный, и продвинутый — просто не верит, что его защитят на самом деле. Потому что точно знает: когда с ним самим случится беда, помощь может не прийти, и виновный может не только остаться безнаказанным, но нагло смеяться в глаза жертве, и за это тоже никто не понесет ответственности.
Погромы в Бирюлеве — это вопль отчаяния униженной толпы, которая ищет виновника своего унижения, и это отнюдь не гастарбайтеры, как нас пытались убедить, и даже не мигранты с Северного Кавказа, которые также стали уже апокрифическими персонажами, наводящими ужас на обывателя. Кстати, не вредно вспомнить, как этот апокриф возник, и обратиться взором в «лихие девяностые», когда криминальные сводки столичной милиции пестрели информацией о злодеяниях «лиц кавказской национальности», а московские чиновники, авторы этого далеко не научного определения, убеждали население, что все зло и коррупция в городе — именно от них, приезжих, поэтому каждый постовой должен был искать неславянские лица в метро и проверять документы. Проверки буднично сопровождались взятками, и еще более обыденно личное благосостояние госслужащих стабильно повышалось за счет добровольных пожертвований предпринимателей и криминальных авторитетов из кавказских республик, которые, в свою очередь, чувствовали себя более чем защищенными собственной щедростью и уверялись в собственной безнаказанности.
Впрочем, это не только московский сюжет, то же самое происходило в Кондопоге, Согре и многих других местах — везде пылающим конфликтам предшествовало длительное и наглое попрание закона, прежде всего теми, кто призван его защищать и обеспечивать конституционные нормы равенства возможностей граждан как в реализации своих прав на достойную жизнь и предпринимательство, так и равенство перед законом.
И повинны в погромах и насилии прежде всего не националисты или члены этнических криминальных группировок, а те руководители местного и регионального масштабов, в погонах и без, которые потворствовали коррупции, презирали интересы и беды людей и фактически наживались на несчастье сограждан.
Эту мысль, кстати, не раз высказывали непосредственные свидетели и участники событий. «Наши проблемы пытаются представить как национальный конфликт, — говорила мне на днях жительница известной ставропольской станицы, — но мы давно привыкли жить в многонациональной среде, и у людей друг с другом конфликтов никаких нет, есть конфликт с властью, которая совершенно оторвалась от людей, считает нас отбросами, в лучшем случае массой электората». Народные дружины и казачьи отряды стихийно создаются в самых разных городах и поселках — это такой же жест отчаяния и неверия в государственную правоохранительную систему, как сожженные палатки. Сюжеты же о том, как полиция и сотрудники ФМС то здесь, то там «крышуют» подпольное производство и работорговлю, в том числе и на рынках, уже набили оскомину, и скупая информация о наказании лейтенанта в далеком уральском поселке или в Поволжье никого не введут в заблуждение — достаточно пойти на любой столичный или подмосковный рынок, и все станет понятно без слов.
Погром в Бирюлево отозвался во всей России — насилием и беспорядками, эскалацией ненависти и вражды, но едва ли можно согласиться с уже закрепившимся мнением, что во всем виновата «кучка отморозков» — националистов, во что мало кто на самом деле верит, или (во что верят, к сожалению, многие), что виноваты зарвавшиеся мигранты из других стран или южных республик. Причина в ином, и для того, чтобы предотвратить новые несчастья и новые взрывы ненависти, нужно очень много изменить не только в миграционной политике и практике, но и в политической и социальной практике страны в целом. Ни посадка кучки националистов , ни ужесточение миграционного законодательства, ни даже закручивание гаек (видимо, неизбежное, судя по реакции силовиков и риторике дискуссии в политических кругах), не принесут желаемого результата.
Надежда АЖГИХИНА
