Ее пациенты живут коммуной и дважды в день спасают друг друга от смерти.
Теперь, после случившегося с моей сестрой-близняшкой Машей, мы многое знаем. Ибо своими глазами видели, что творится в обыкновенной горбольнице (в нашем случае – это московская больница №7), до краев переполненной страждущими. Как медперсонал обращается с людьми, по воле случая оказавшимися изолированными от общества. И, наконец, каковы они, наболевшие социальные проблемы современной бесплатной медицины.
…В конце июля, то жаркого, то дождливого, с Машей приключилась маленькая драма, изрядно потрепавшая нервы нам обеим. Изможденное лицо, капельки пота от боли. Клозет.
– Скорую, Юль! Вызывай скорую, они хотя бы скажут, что делать! У меня кровотечение! Назовешь мой диагноз – цистит с осложнениями.
Так мы оказались в седьмой городской больнице, в урологическом отделении №14.
О главном правиле проживания-лечения в этом заведении громко заявляет табличка при входе: «Пока вы здесь, это ваш дом».
Медлительный лифт, останавливающийся на каждом этаже. Сиреневые стены. Узкий коридор со снующими взад-вперед пациентами с катетерами, идущими из почек, и емкостями, наполненными кровянистой жидкостью. И тут же – весело болтающие и громко смеющиеся беременные… А вот и палата № 901 – наше, точнее – Машино временное пристанище.
Срок изоляции от суетного мира – от 10 дней, раньше не выпускают. Тут у всех проблемы либо с почками, либо с мочевым пузырем – 14-е отделение других не держит. В палате – шесть коек вместо четырех: увы, на всех мест не хватает. В коридоре старик на носилках кричит и корчится от боли, дожидаясь своей очереди на рентген.
«Насмотревшись на страдания людей, – говорит Маша, – начинаешь презирать себя за истерию по глупым поводам. Жалеешь сначала окружающих, потом саму себя и слышишь свое второе «я»: «Взбодрись!».
В углу напротив после операции лежит престарелая дагестанка с катетером. В палате с ней неотлучно живет дочь Майя: спит на стуле возле кровати в ногах у матери, выносит судно, кормит и заставляет маму больше пить, чтобы скорее прочистить почку. В отсутствии дочери мама рассказала нам, как попала сюда: «Я поехала в Ростов, там сказали, что такую операцию делать не будут. С дочкой приехала в Москву – вот и всё».
Но в том-то и дело, что – не всё. Еще до операции между дагестанкой и лечащим врачом произошел диалог, о котором она рассказала Маше. Врач подошел к ней и нараспев (он заикается) начал кричать на престарелую больную женщину: «Ты зачем приехала? Почему ты здесь лежишь? Езжай к себе!». Она улыбнулась. «Нет, я с тобой серьезно разговариваю!». Потом заявил, что операцию делать не будет, чтобы она уезжала к себе и там делала с собой, что хочет. И все из-за того, что мама Майи – уроженка Дагестана.
Выходит, если ты не русский, то и спасать твою жизнь дело не русского врача?!
Ситуацию разрядила племянница женщины, медработник. Она позвонила в отделение, и лечащий врач тут же стушевался и весьма недоходчиво объяснил, что он-де так пошутил.
У самой двери койка Тамары – она лежачая («ходячий» и «лежачий» – особые термины больницы, вроде местного диалекта). В день, когда сюда попала Маша, Тамара неподвижно лежала, ноги у неё расплылись по кровати и представляли собой желе – она тучная женщина.
История у этой больной тоже тяжелая. Два года назад ей поставили стенд (это трубковидная спираль, проходящая от почки к мочеточнику, расширяя его). Стенд ставят на два месяца. Но случилось так, что именно в этот период 69-летняя женщина потеряла мужа и от горя о стенде этом совсем забыла. Начались осложнения, ибо стенд просто-напросто сгнил, вторая почка отказала. Тамару буквально вытащили с того света.
«Глаза у нее мокрые и прозрачные – она постоянно плачет, – рассказала мне Маша. – Ведь у Тамары к то му же еще одна проблема – со стулом. Женщина стесняется ходить в утку. В общем, она неделями ничего не ест, боясь «обосраться». Ей бы хорошую сиделку. А где ее взять? В самой больнице такая единица просто не предусмотрена. Так что немощным людям остается либо помирать от жажды, не имея возможности подойти к тумбочке и сделать глоток воды, либо самим нанимать человека и оплачивать его услуги, что не каждому, прямо скажем, по карману. Да и те, которых нанимают, работают тяп-ляп. У той же Тамары вроде бы такая сиделка есть, Надей зовут, но она смывается, как только Тамара после капельницы засыпает. И тогда лежачей приходится просить кого-то из ходячих «соседей» напоить-накормить ее.
Но если бы это была единственная проблема!
В больнице – жуткая нехватка медперсонала. Два раза в день одновременно ставится около 20 капельниц, причем делает это всего одна медсестра! Но ведь всё может случиться! Та же Тамара под действием антибиотика не раз засыпала крепким сном. А содержимое капельницы в это время заканчивалось. Медсестра же – в другом отделении. Тогда Майя бежит к койке женщины и перекрывает воздух: опускает колесико вниз до упора. Ведь, если воздух попадет в вену, возможен летальный исход.
В общем, антисептический запах коридоров, емкость соседа с мочой и кровью, свисающая у самой подушки, оказались никаким не безумным ужасом и не ужасным безумием для моей сестры Маши.
В этих сиреневых стенах люди живут маленькой коммуной и два раза в день невзначай спасают друг другу жизнь.
Юлия ЧЕРНОВА|
