“Колокола захоронили. Мы звонили в газовые баллоны”
Для одних Чернобыль – зараженная радиацией территория, мертвая зона, где нет места ничему живому. Для настоятеля Чернобыльского Свято-Ильинского храма, архимандрита Сергия (до монашества – протоиерея Николая Якушина) – родная земля.
Он родился и вырос в Чернобыле. После аварии на атомной станции был ликвидатором. А потом вернулся в зону отчуждения, восстановил местный храм и стал в нем служить. Уже больше 20 лет он окормляет местную немногочисленную паству самоселов и вахтавиков.
О том, как вернулся в зону, звонил на колокольне в пустые газовые баллоны и низком уровне радиации внутри храма, накануне годовщины чернобыльской катастрофы архимандрит Сергий рассказал «МК».
26 апреля в 1. 23 колокол Ильинского храма в Чернобыле будет звонить 31 раз. Именно столько лет прошло с момента страшной техногенной катастрофы. Потом архимандрит Сергий прямо на площадке рядом 4-ым энергоблоком будет служить молебен. 26 апреля здесь соберутся бывшие жители Припяти, ликвидаторы и вахтовики, чтобы почтить память погибших во время чернобыльской аварии и умерших в дальнейшем от облучения и неизлечимых болезней.
– Раньше на день памяти приезжало несколько тысяч человек, с каждым годом людей становится все меньше, и меньше. Одни уже ушли из жизни, у других просто нет денег на дорогу, – рассказывает батюшка. – 26 апреля в храме пройдет служба, будем молиться, смотреть людям в глаза, вспоминать погибших.
Архимандрит Сергий хорошо помнит тот апрельский день. Будучи мирским человеком, Николай Якушин работал на одном из сельхозпредприятий Чернобыля.
– Это была суббота, выходной день, шла страстная неделя, о том, что на станции ночью произошло два взрыва, нам сразу никто не сообщил. Чернобыль – городок небольшой, до Припяти, где стоит станция – 19 километров. Утром мы увидели, что по направлению к атомной станции идут колоны машин с военными, одетыми в костюмы химзащиты. На каждом был противогаз. В это время жители Чернобыля шли на свои огороды, кто – то уже сажал картошку, на улице играли дети. Потом рыбаки, которые ночью ловили рыбу на Припяти, рассказывали, что сначала увидели зарево над Ильинской церковью, а потом уже вспышки над атомной станцией.
Через 37 часов после аварии государственная комиссия приняла решение об эвакуации населения. Территория наибольшего загрязнения была объявлена зоной обязательного отселения.
– Припять эвакуировали на второй день, а нас из Чернобыля вывезли только 5 мая. При этом уверяли: «Вы уезжаете, максимум на неделю, берите только самое необходимое». Никто не хотел покидать родные дома. Надо было садить огороды. Люди не верили в эти миллирентгены. Жителей просили закрыть окна, выключить электрические приборы, перекрыть водопроводные краны. Люди садились в автобусы с документами и парой сумок… Все, что они собирали по крохам всю жизнь, осталось в брошенных домах.
В общей сложности родные места покинули больше 120 тысяч человек.
Николай Якушин был механизатором, стал ликвидатором.
– Еще год мы вывозили технику и документы из зоны, – рассказывает батюшка.
Под Киевом Якушины с двумя детьми получили квартиру. Николай стал работать ремонтником в транспортном депо. Казалось, уже прижились на новом месте.
– Но меня все время тянуло на родину. Мы приезжали в Чернобыль, чтобы подправить могилы своих близких. Однажды увидел, что Ильинский храм стал разрушаться, крыша протекала, главка на колокольне накренилась, крыльцо обвалилось и вросло в землю. Сердце сжалось. И я, и мои предки были прихожанами этого храма, здесь служил мой дед, здесь мы с женой крестились и венчались. Решили восстанавливать церковь.
В администрации зоны отчуждения к намерениям Николая Якушина отнеслись настороженно. Со строительными материалами помогать отказались. Тогда Николай пошел на прием к владыке Митрофану, попросил назначить в Ильинский храм настоятеля.
– Искали месяц, второй. Никто не хотел ехать в Чернобыль, боялись радиации. А я тогда для самообразования поступил в Духовную семинарию. Владыка знал об этом, вызвал меня и сказал: «Принимай приход в Чернобыле!» Я отказаться не посмел. Есть ведь промысел божий, я человек верующий.
Церковь была закрыта, поставлена на сигнализацию, стали просить ключи у администрации, нам отказали. Мы начали служить в сарае по соседству, и одновременно собирать подписи. В беде люди стали ближе к Богу. Когда образовалась община, церковное ядро, нам уже отказать не посмели.
Храм ремонтировали силами самоселов. Так называли местных жителей, которые всеми правдами и неправдами возвращались в свои дома. Испытание бесприютностью оказалось тяжелее, чем страх перед радиацией.
– В 1998 году, когда начались службы в храме, самоселов в зоне отчуждения было порядка двух тысяч человек. В основном это были пенсионеры. Их вывозили, они снова возвращались. Их брали измором, отключали свет и воду… По периметру зоны отчуждения стояли воинские части. Помню, командир батальона, однажды не выдержал, махнул рукой: «Я – офицер, не могу больше воевать со своим народом». И отказался в очередной раз загонять стариков в машины. Комбата, на удивление, поддержали. Нас оставили в покое.
Николай Якушин стал сначала диаконом, потом священником.
Обвязавшись веревкой, сам выравнивал купол, крыл крышу, украшал храм.
– Колокола после чернобыльской катастрофы вывезли, мы даже не знаем, где их захоронили. Мне пришлось брать газовые баллоны, на токарном станке их обрезать и делать из них колокола. Так и звонили в полые баки!
Свято-Ильинская церковь стала единственный действующим храмом в зоне отчуждения. В 30 метрах стояли брошенные частные дома, внутри которых через сгнивший пол пророс сорный лес. Мох ковром покрыл асфальт. А в храме – свежевыбеленные стены, подстриженный газон, цветники и столы, где подкармливали оставшихся в зоне отчуждения стариков.
Кругом – мертвая зона, запустение, а тут – яркие краски, таинства, богослужения, свежий хлеб в рушниках. Уголок, где жизнь победила смерть.
Ильинский храм дважды хотели взорвать. В 1937 году безбожники заложили в его основание взрывчатку, но местные жители легли на пол и предложили взорвать церковь вместе с ними. Пришлось коммунистам отступить. Второй раз храм заминировали наши саперы в 41 – ом, стратегический объект не должен был достаться врагу. Жители Чернобыля с риском для жизни сумели разминировать святыню и вынести взрывчатку.
Неуязвимой церковь оставалась и после страшной катастрофы в 86 – ом. Сколько не мерили уровень радиации, а в Ильинском храме он был самым низким!
– Если на улице 30 микрорентген, то в церкви — 8. Бог оберегал тех, кто пришел под его покров. Более того, у нас есть храм в 8 километрах от реактора, там на улице 200 микрорентген, а внутри храма — 12, хотя в нем выбиты все окна.
Когда замечаю, что один из паломников написал на форуме, что есть молитва против радиации, батюшка смеется и объясняет: «Эта молитва против зла, просьба к Богу».
По словам батюшки, в Чернобыле все эти годы люди держатся верой. Они давно привыкли к комендантскому часу. Питаются от земли, на которой живут. Разбивая новые грядки, «прозванивают» землю дозиметром. Держат коров и курочек. Ловят в Припяти рыбу. Собирают в лесу грибы. Берут, правда, в основном белые, которые, как уверяют местные жители, не накапливают радиации. Они не реагируют на грозные таблички с предупреждением о радиации. У самоселов есть свои карты, где отмечены «грязные» пятна. Они знают по каким тропинкам можно ходить, а где «фонит». И радуются каждому прилетевшему в окрестности аисту.
– Вас радиация не пугает? – спрашиваю у батюшки.
– Мы давно перестали бояться. Надоело. Мы живем, как все люди. Среди селян и после аварии паники не было, только удивление, радиация – это что – то невидимое, а убивает. Боялись только за детей.
– По зоне ездите?
– Это моя родина, я тут вырос, хорошо знаю местность. Постоянно езжу в разные районы.
Все эти годы отцу Николаю во всем помогала его жена, матушка Люба. Она была из рода священников. Дед отца Николая тоже был священником. В 1927 году его увезли в НКВД и расстреляли. Когда полюбили, походом в ЗАГС не ограничились, решили венчаться. Взяли и прошли свадебной процессией с иконами по улицам города прямиком к храму. Для советского времени это было что – то немыслимое. Так и шли потом по жизни рука об руку.
В 2014 году, на Сретение, «чернобыльской матушки» Любови Якушиной не стало. Она несколько лет болела тяжелым онкологическим заболеванием. Ей было только 55 лет. Через 10 дней от рака умерла ее подруга Татьяне Ремезенко.
– Сказалась жизнь в зоне радиоактивного заражения?
– Однозначно сказать нельзя. Я много общаюсь с людьми, которые живут вне зоны. Их близкие тоже болеют. А у нас на службу приходят 90 — летние старики.
В Рождественский пост 2015 года отец Николай стал монахом, принял постриг в честь священномученика Сергия Чернобыльского. Теперь он архимандрит Сергий. И по – прежнему является настоятелем Ильинского храма. Служит в забытом для большинства людей краю…
– Я благодарен Богу за то, что он дал мне этот крест. Другой судьбы себе я, наверное бы, не хотел, – говорит батюшка.
В Свято-Ильинскую церковь приезжает много паломников. Приходят на службу инженеры, дозиметристы, строители, – те, кто работает на возведении саркофага на 4 – ом блоке. Немало тех, кто привозит сюда крестить своих детей.
– Есть такое изречение: Свято место пусто не бывает. Людей тянет в наш храм. Им здесь нравится, нередко мне признаются, что у нас думается по – другому и многое видится по – другому. Такая энергетика. Она не видна глазу, а ощутима сердцем и душой.
Из Чернобыля увозят освещенную воду. О радиации, по словам архимандрита Сергия, верующие не думают. Для них эта вода чистая, святая.
26 апреля, в день, когда 31 год назад произошла чернобыльская катастрофа, сотни людей поставят свечи около уникальной иконы «Чернобыльский спас», где слева изображены души умерших чернобыльцев, а справа – ликвидаторы аварии: пожарный в респираторе, работник станции, летчик, медсестра. В храме зачитают большую поминальную книгу с именами тех, кто умер от последствий катастрофы.
Источник: “Московский Комсомолец”
